— И этого тоже, парень, я тебе сказать не могу.
На том и расстались. А уже совсем поздно вечером к нему прибежал Аникей. Они отошли в сторонку.
— Чего это ты такой мокрый весь? — поинтересовался у земляка Тимофей.
— А-а, да гренады весь вечер наверх стены таскали.
— Чего? — не понял Тимофей.
— Гренады. Ну бомбы такие, чтобы руками швырять, — пояснил Аникей.
— Руками? — удивился Тимофей.
— Ага, — кивнул Аникей. — Поджигаешь фитиль да швыряешь. А она на землю падает и, как фитиль догорит, взрывается и чугунными осколками всех вокруг сечет. Да ладно с ними, а вот я знаешь что тебе скажу… — Он сторожко огляделся и, придвинувшись к Тимофею, тихо спросил: — А знаешь, отчего крымчаки к Ельцу зело прут?
— Отчего ж?
Аникей приблизил свои губы к его уху и прошептал:
— А они думают, будто в Ельце вся казна царская схоронена.
Тимофей удивленно округлил глаза. И чего бы это? Откуда такой дикий слух пошел?
— То им люди, верные царю-батюшке, нарочно сказывали, — пояснил Аникей. — Которые с царева холопского полка. Первый еще под Изюмской, сказывают, сам им в руки отдался. Нарочно на охромевшего коня сел да и татарскому разъезду попался. И там сказывал, что на Руси по весне совсем неустроение приключилось. Многих городов разорение. Супротив царя-батюшки шибкое волнение. Потому царь-батюшка и решил казну схоронить в надежном месте. А поскольку из-за великого неустроения у него верных войск немного оказалось, он городовых стрельцов с Царева-Борисова, Белгорода и Оскола снял.
Тимофей понимающе кивнул. А ведь верно, крымчаки же, застав Царев-Борисов и остальные города и острожки покинутыми, чего подумают? Что все верно им пленник баял. Да и люди царевых посольств, что в Крыму и Истамбуле османском, тако ж всю зиму баяли. Кто ж послу верить будет, ежели все его люди совсем другое бают? Потому-то они к Ельцу скорей и кинулись. И тут Тимофей понял идею молодого государя и невольно восхитился. Ох и хитер царь-батюшка, ох и умен…
— Да только то еще не все, — продолжал между тем Аникей. — Потому как два дни назад еще трое верных людей крымскому разъезду нарочно попались. Уже с сумами, полными серебра. Баяли мне, рублей по десять счетом у каждого было. И должны они были говорить, что сбегли из Ельца, где действительно вся казна царская хранится, а в самом Ельце тоже неустроение случилось. Да такое, что даже ворота пожгли. — Аникей покачал головой. — Так что завтра надобно ждать басурман…
— Да откуда тебе все это известно-то? — удивленно спросил Тимофей.
— Да неужто ты не знаешь, что мне завсегда все известно становится? — рассмеялся Аникей.
И это была чистая правда. Еще в школе он все всегда узнавал первым. Даже то, что от них зачастую было тщательно скрываемо. Уж такая у него была натура…
И седни все было так, как Аникей и сказал, — татары были здесь.
Через обращенные наружу бойницы донесся заунывный многоголосый вой. Сотский осторожно выглянул наружу:
— Эвон пеши полезли. Да много…
Глухо бухнули пушки гуляй-города, а через пару вздохов им вторил еще десяток пушек, установленных на стене рядом с вроде как сгоревшими воротами.
— Ну что там? — вновь завел свою песню Бузыка.
Сотский не стал его одергивать. В этаком шуме и вое вряд ли кто чего услышать сумел бы… В этот момент грянул дружный, слитный, знатный залп.
— Эх, славно грянули, — одобрительно отозвался сотский. — Видать, обоими приказами разом. Ой как басурманам тяжко пришлось…
И все невольно заулыбались, представив, как оно там пришлось басурманам, и забыв, что против накатывающей толпы крымчаков в гуляй-городе засело всего, если считать с пушкарями, около двух тысяч человек.
Этот приступ тоже отбили. Еще раз пять рявкали пушки, причем били, судя по звуку, картечью, и раз пятнадцать били пищали. Судя по всему, на помощь казакам гуляй-города большой елецкий воевода князь Андрей Телятевский вывел еще стрельцов — видно, из бастионов дальней от ворот стены. А затем, все так же завывая, крымчаки побежали обратно. Стрельцы успели дать по ним еще один останний залп, а потом замолчали.
— Ну теперь-то отбились? — с надеждой сказал Бузыка.
Но Тимофей знал, что не отбились. Потому как не уйдет от Ельца крымский хан, пока не получит цареву казну или окончательно не убедится, что ее тут отродясь не бывало. Вот только убедиться в этом он мог, только войдя внутрь крепостных стен.
— Да откуда ж отбились-то? — удивился сотский. — Неужто ты думаешь, что все крымско войско на гуляй-город полезло? Тогда б точно наши не отбились. Это они еще так, щупают. Вот следующий раз настоящий приступ будет…
Но до вечера никакого приступа не было. То ли хан свои дальние тьмы к Ельцу стягивал, то ли еще что такое было, да только остаток дня и вечер прошли спокойно. Ночью же вовсю жгли костры и потихоньку часа за три поменяли стрелецкие приказы в гуляй-городе. Тех побило не сильно, всего около полусотни убитыми потеряли и втрое больше ранетыми, из коих едва не половина к огненному бою были вполне способны. В татарском стане, который хорошо было видно со стены, также разложили костры, и было их такое великое множество, что многие, на это зрелище глядючи, истово крестились и бормотали:
— Пронеси, Господи…
А вот с утра крымчаки полезли густо.
Сначала к гуляй-городу подлетели конные тысячи, и на русских обрушился ливень из стрел. Глухо ухнули пушки, а затем и еще, уже со стен, потом грянул слитный пищальный залп, затрещали пищали стрельцов, что сидели в стенах по обеим сторонам воротных башен, падали всадники, ржали раненые кони, но крымчаки вертели и вертели свою смертоносную карусель, не давая пушкарям снова зарядить пушки, а стрельцам высунуться из-за прикрытия гуляй-города. Потом с диким ревом в атаку бросились спешенные татары.
— Эх ты как лезуть! — обеспокоенно пробормотал сотский. — Ну держись, робяты, чую, скоро и до нас с вами очередь дойдет.
— Эх, скорей бы, — с дрожью в голосе, явно не соответствующей грозному смыслу слов, отозвался неугомонный Бузыка, — уж мы-то их ужо…
Снова грохнул дружный ружейный залп, а чуть погодя за ним и пушечный. Когда конные татары оттянулись в стороны, давая проход своим пешцам, пушкари вылезли из-под телег, под которыми они схоронились от татарских стрел, и сноровисто занялись пушками. Но темп пушечной стрельбы заметно упал, потому как все одно многих пушкарей успело побить стрелами.
— Ломят, ой ломят наших… — напряженно комментировал ситуацию сотский. — Ужо через гуляй-город перелезли. Стрельцы их в бердыши встречают.
— Да что ж они ждут-то? — нервно спросил Бузыка. — Тикать же пора!
Всем было известно, что стрельцы, оборонявшиеся в гуляй-городе, должны были по сигналу оттянуться в крепость и схорониться внутри стеновых бастионов.
