Надо подчеркнуть, что разница между ТВ, газетой и радио гораздо больше, чем кажется из цифр. Эксперимент был поставлен так, чтобы испытуемые опирались исключительно на свой разум – они не получали никакой «подсказки» от ведущего телепрограммы ни мимикой, ни интонацией. Большинство зрителей оценивает правдоподобность сообщения с ходу – они «угадывают» правду и ложь, не рассуждая. В предельном случае, если бы правда и ложь были бы абсолютно неразличимы, то число телезрителей, принявших сообщение за правду, было бы равно числу телезрителей, принявших его за ложь – 50 % и 50 %. В эксперименте 48,2 % (т. е. 100 – 51,8) телезрителей приняли ложь за правду. Но это значит, что такое же число людей приняло правду за правду не потому, что разобрались в сообщении, а случайно – как орел или решка. То есть правду сознательно различили только 3,6 %. Напротив, среди радиослушателей «угадали – не угадали» 53,4 %, а сознательно различили правду 46,6 %, то есть практически половина. Это большая величина (у читателей газет она несколько меньше, 28 % – но все же почти треть).
Та аномальная сила внушения, которой обладает телевидение, может послужить симптомом для обнаружения более фундаментальной проблемы – изменения типа сознания и мышления при переходе человечества к новому способу получения информации, не с листа, а с экрана. Независимо от типа культуры, все развитые общества Нового времени принадлежат к цивилизации книги. Точнее, к цивилизации чтения текста, изданного типографским способом. Именно чтение напечатанного на бумаге текста задает ритм и структуру мыслительного процесса в культурном слое всех стран и соединяет всех в связанную этими сходными структурами мышления цивилизацию. Этот тип чтения и соответствующий ему тип мышления – не простой продукт биологической эволюции мозга. Они появились только на заре Нового времени в результате появления книгопечатания и широкого распространения печатного текста. Возник новый способ чтения – через диалог читателя и текста.
Когда рукописную книгу читал человек Средневековья (обычно коллективно и вслух, нараспев) это не было диалогом – читатель, как пилигрим, шел по тексту к той истине, которая была в нем скрыта. Один философ сказал: так монахи на утренней молитве ожидают зари, которая осветит чудесный витраж собора. Текст был лабиринтом, почти иконой – расписан художником, без знаков препинания. С ним нельзя было спорить, его можно было только комментировать. Типография дала новый тип книги, читать ее стали про себя, перечитывая, размышляя и споря с автором. Читатель стал соавтором, чтение – творчеством.
Сегодня главным носителем текста стал экран – ТВ или компьютера. Возник огромный избыток информации («шум») и огромная скорость, создавшие новый тип чтения без диалога, чтения-потребления. Текст на экране построен как поток «микрособытий», и это привело к кризису «макротекста», объясняющего мир и общество.
Но вернемся к вопросу о том, что произошло при широком использовании политической рекламы через телевидение. Глубина изменений и общества, и типа власти видна из того, что из общественной жизни была устранена сама проблема политического выбора через столкновение идей. Если раньше политика предполагала наличие программы, постановку проблем, изложение альтернатив их решения и обращение к интересам и разуму граждан, то теперь все это заменено конкуренцией образов, имиджей политиков, причем эти имиджи создаются по законам рекламного бизнеса. Формула такова: «если ты не принимаешь меня таким, каков я есть на самом деле, я стану таким, каким ты хочешь меня видеть». Литература полна описаниями того, как политики, желающие охватить разнородные и даже противостоящие группы избирателей, готовят несколько рекламных роликов с совершенно различными, несовместимыми имиджами.
Таким образом, телевидение на Западе устранило демократию как таковую, ибо демократия означает осмысление проблемы и разумный выбор в виде политических идей. Американский исследователь К.Блюм, анализируя кампанию Р.Рейгана 1984 г., отметил: «Тот, кто в конце XX века сохранил убеждение, что политика должна строиться на идеях, наверное, никогда не смотрит телевизор». Теперь для политиков важен сам факт появления на телеэкране, внедрение их образа в подсознание людей. Часто их выступления перед телекамерами вообще не несут никакого содержания, а не то что идей. Политики, например, тщательно избегают ситуаций, в которых они вынуждены были бы обнародовать свои ценности (идеалы, принципы, критерии выбора решений) – они «заменяют ценности котировкой». Они продают свой образ1.
Телевидение персонифицирует социальные и политические противоречия, представляет их не как столкновение социальных интересов и соответствующих программ, а как столкновение лидеров. Программная риторика вытесняется личностной, политические дебаты становятся театром с хорошей режиссурой. Те, кто наблюдает эти дебаты на телеэкране, входят в роль зрителя и утрачивают свободу воли и ответственность гражданина, делающего выбор. Политические консультанты, которые выступают как режиссеры этих спектаклей, сами могут вообще не иметь никаких идеологических пристрастий и выступают как специалисты по маркетингу. Нередко после одной избирательной кампании они получают контракт от политических противников «их» кандидата.
Создание телевизионного образа как главная технология политической борьбы имела для культуры и в целом для общества страшные последствия. Говорят, что «имидж господствует над речью» – произошла смена языка в политике. Язык стал таким, что политик может полчаса гладко говорить, но после этого невозможно кратко повторить основное содержание его речи. Из политики устраняется сама категория противоречия, конфликта.
Впервые возможности телевидения для политической рекламы были использованы в США в 1952 г. в избирательной кампании Д.Эйзенхауэра. В 1960 г. Дж. Кеннеди нанял для своей кампании целое рекламное агентство.
Телевидение превратило политический язык (дискурс) из конфликтного в соглашательский – политик, создавая свой имидж, всегда обещает «сотрудничать со всеми здоровыми силами». Таким образом, из политики устранена всякая диалектика. Язык тесно связан с системой ценностей и, как считается, возникновение особого телевизионного языка привело к глубокому кризису самой категории ценностей в политике. Переход от диалектического языка к «соглашательскому» означал катастрофическое обеднение и упрощение политической жизни. Сегодня на Западе для среднего университетского профессора совершенно недоступен тот политический язык, которым владел грамотный рабочий начала XX века.
Во время перестройки и реформы в СССР, а затем РФ, телевидение определенно приняло манипулятивную семантику и риторику – язык, стиль, эстетику, темп и построение программ. Оно постоянно и последовательно сокращало время, а потом и ликвидировало познавательные, рассудительные передачи, восстанавливающие здравый смысл людей. Оно ввело в практику непонятные, нервирующие, порой кажущиеся безумными заставки (глаз, шестерни, падающие со стула клоуны, дерущиеся деды-морозы и т. д.). Ткань передач стала разрываться рекламой, так что даже художественные произведения утратили свою восстанавливающую сознание силу (важные в советском телевидении передачи лучших спектаклей драматических театров вообще исчезли). В целом телевидение взяло на себя роль силы, подрывающей способность людей к рациональному логическому мышлению, стало инструментом обскурантизма. Эфир заполнили астрологи и предсказатели – в масштабах, совершенно не соответствующих реальному распространению этих суеверий в российском обществе начала 90-х годов. Телевидение внедряло эту субкультуру в массовое сознание.
