Способность мифа упростить реальность и свести существующие в ней противоречия к формуле борьбы Добра и Зла самым драматическим образом проявляется во время общественных катастроф, слома устойчивого жизнеустройства – революций и войн. В такие времена мифы сливаются с суровой реальностью, начинают действовать простые формулы и решения, предписанные мифом. Устраняя из реальности зоны хаоса, показывая человеку его место в борьбе, миф освобождает людей от страха перед реальностью, помогает пережить психологические травмы и потрясения. В такие времена люди нуждаются в мифе, тянутся к нему и оказываются беззащитны против манипуляции. Так, поверив в созданный манипуляторами образ героя-избавителя, человек отождествляет реальность с мифом, утрачивает способность к критическому восприятию. Поведение такого человека, захваченного мифом, становится более программируемым и предсказуемым.
Политический миф деформирует и «упорядочивает» хаос политической реальности. Он ее интерпретирует. В этом и таится возможность манипуляции сознанием с помощью мифов. Что бы ни случилось в мире, миф имеет в своей структуре полочку, на которую можно поместить произошедшее событие так, чтобы оно не топорщилось и не тяготило своей необъяснимостью. Иногда миф есть способ заместить в сознании невыносимый достоверный образ страшной действительности условным образом, с которым можно «ужиться». Часто под воздействие такого мифа подпадают и профессионалы, что ведет к печальным последствиям.
Русский военный ученый Н.Н.Головин в 30-е годы (в эмиграции) ставил вопрос о создании науки о войне, «социологии войны» – потому, что будущий солдат получает представление о войне из художественной литературы, которая абсолютно искажает реальный образ войны и особенно боя, заменяет его мифом. Он пишет: «В результате этой, издавна установившейся тенденции к искажению истинного облика войны и создается тот разрыв между «теоретическим» представлением о бое и теми впечатлениями, которые выносит боец при первом же соприкосновении с реальностью боя. В литературе этот разрыв привел к парадоксам Стендаля и Льва Толстого».
В технологии манипуляции сознанием эффективность мифа во многом определяется тем. что он экономит усилия. Свойством мифа является его креативная способность – он задает человеку матрицу, которую тот сам, творчески, наполняет конкретным содержанием. Есть сравнительно небольшое число выработанных многовековой практикой схем мифа («универсальных конструкций»), довольно хорошо изученных в XX веке. Выбрав подходящую схему, ее можно наполнить конкретным содержанием, в зависимости от задачи манипулятора, и подтолкнуть людей к тому, чтобы они воспринимали проблему в заданной схеме – а они сами «дорисуют» мифологическую картину, дополняя заданную манипулятором схему красочными деталями.
Г.Почепцов пишет: «Миф является целой конструкцией, в этом его принципиальная выгодность, поскольку большое число нужных характеристик теперь будут всплывать автоматически. В случае подключения мифа уже нет необходимости порождать целые тексты, можно только намекать».
Задавая человеку мыслительную конструкцию, миф «запускает» ход мысли, в котором образы, вопросы и ответы порождаются самим человеком. Понятно, что если в массовом сознании заложена матрица какого-то крупного мифа, то идеологу нет необходимости сообщать целостную программу, ему достаточно лишь подсказать некоторые штрихи, намекнуть, подтолкнуть сознание к этому мифу. А дальше будет работать его матрица, люди сами «додумаются» до заданного вывода. Миф о льготах номенклатуры и приходе героя-избавителя, который будет бороться с этим злом, заставлял людей видеть в Ельцине именно такого героя почти вопреки очевидной реальности.
Манипулятивная сила мифа определяется и тем, что он всегда несет в себе мистическое, религиозное начало. Оно подавляет критическое мышление – человек, мыслящий согласно структуре мифа, верит. Но нельзя верить «наполовину», и человек закрывает глаза на то, что некоторые важные следствия мифа противоречат реальности. Он, например, отождествляет реального политика с его мифическим героическим образом. И пока длится очарование этого образа, поведение человека, захваченного мифом, остается программируемым и предсказуемым.
Мифы, несущие в себе важный иррациональный (часто квазирелигиозный) компонент, становятся частью традиции и играют важную роль как в легитимации, так и подрыве легитимности общественного строя государства. Как уже говорилось, миф и в современном обществе не утратил своего значения как важной формы общественного сознания и представления действительности. Структура мифа и характер его восприятия общественным сознанием хорошо изучены, что позволило создать целую индустрию, фабрикующую и внедряющую мифы с целью манипуляции сознанием и поведением.
Конструируя политический миф, политтехнологи создают как образ «сил добра», так и их противника, «империи зла». Так, Советский Союз в пропаганде США времен Рейгана был представлен не просто как геополитический и идеологический противник, а как воплощение зла, как враг человечества, которому должна быть объявлена священная война. Против СССР был объявлен «крестовый поход», в пропаганде которого активно участвовал сам римский папа. Холодная война на ее последнем этапе приобрела черты религиозной войны с державой, якобы поправшей нормы христианства. В обращении же к тем, кто исповедовал иудаизм, СССР уподоблялся «Египту», из которого евреи должны совершить «Исход».
Такие мифы, конечно, редко становятся частью долговременной традиции, входящей в ядро культуры (подобно мифам Древней Греции или былинам об Илье Муромце). Однако в текущей мозаичной массовой культуре они могут занимать большое место, а главное, они решают конкретные задачи по манипуляции сознанием. Г. Лассуэлл дает такое определение: «Политический миф – это комплекс идей, которые массы готовы рассматривать в качестве истинных независимо оттого, истинны они или ложны в действительности». Проблема ложности или истинности при этом исключается.
Вот пример маленького, конъюнктурного политического мифа. С конца 80-х годов в течение десяти лет в сознание нагнетался миф, будто Ленин в строительстве советского государства опирался на «чернь», на отсталое мышление. Редкий демократический политик или журналист не помянул Ленина, который, якобы, заявил, что «кухарка может и должна управлять государством». Возникла даже привычная метафора «ленинской кухарки».
При этом не обошлось без прямого обмана («черной пропаганды»). В действительности В.И.Ленин писал в известной работе «Удержат ли большевики государственную власть» (т. 34, с. 315): «Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством. В этом мы согласны и с кадетами, и с Брешковской, и с Церетели».
Таким образом, Ленин говорит совершенно противоположное тому, что ему приписывала буквально вся демократическая пресса и во что поверила почти вся интеллигенция. Более того, он специально заостряет проблему, чтобы показать, насколько огрубляют ее либералы и меньшевики. Для него кажется очевидным, что любая кухарка не способна [находясь в состоянии кухарки] управлять государством (верить в это, по словам Ленина, было бы утопией). О том, что кухарка должна управлять государством, нет и речи.
