Кто из московитов придумал эту дьявольскую хитрость, шведы не знали, но Карлу Густаву доложили, что командующий русскими войсками царевич Иван — артиллерист. Так что не исключено, что это была его идея. К исходу дня потери шведской армии от артиллерийского огня уже составили около пяти тысяч человек. И хотя убитых было всего триста человек, но большинство ранений были довольно тяжелые, как, впрочем, это и бывает при обстреле крупнокалиберной артиллерией. Шведам стало совершенно ясно, что еще несколько дней такого обстрела, и от армии ничего не останется. Поэтому, едва немного стемнело, Карл Густав велел сворачивать лагерь и готовиться к выступлению. Он решил выдвигаться к Гельсингфорсу и попытаться задержать русских там. Хотя это и означало, что союзные русским иррегуляры смогут рассыпаться по Финляндии и заняться своим черным делом, чего он как раз и стремился избежать, перекрыв озерное дефиле.
Артиллерийский обстрел из тяжелых орудий не прекратился и ночью, а когда первые полки шведской армии стали строиться для выдвижения, московиты открыли огонь и из более легких пушек, а затем начали пускать свои дьявольские ракеты. Урон от последних оказался заметно больше, чем во время прошлого обстрела, поскольку большинство припасов было уже извлечено из укрепленных складов и погружено на повозки. Кроме того, артиллерийский и ракетный обстрел чрезвычайно плохо действовал на лошадей, многие из которых испуганно понесли, вызвав в рядах шведских войск сумятицу. А когда почти друг за другом взорвались две повозки, груженные порохом, сумятица стала всеобщей. Так что запланированное организованное отступление в реальности больше напоминало бегство. Все-таки большинство этой шведской армии составляли необстрелянные новобранцы…
Ну а когда на вышедшие из лагеря в полном смятении шведские войска обрушился леденящий душу вой московитских иррегуляров и крики «Ура!» регулярной русской кавалерии, под прикрытием массированного артиллерийского огня сумевших обойти лагерь, сосредоточиться неподалеку от ведущей из него дороги и после первого же залпа из пистолетов ударивших в сабли, перепуганные солдаты начали бросать ружья и разбегаться. Возрожденная шведская армия была разгромлена, так и не вступив ни в одно сражение…
Последних разбежавшихся по финским лесам шведских солдат смогли выловить только к началу января. И все это время рассыпавшиеся по всей Финляндии отряды кочевников сгоняли к Выборгу вырванных из своих домов жителей финских городков и весей. Впрочем, охота за людьми на этой земле была для людоловов куда как труднее, чем в Лифляндии. Финны, до коих дошли слухи о том, что творилось в Лифляндии, во многих случаях предпочитали уходить и прятаться, а если нет — так вступать в схватку с врагом. Но и кочевники за прошедшее время успели кое-чему научиться и даже обзавелись огнестрельным оружием.
К тому же они не были обременены женщинами и детьми, поэтому передвигались куда быстрее финнов, а в случаях совсем уж упорного сопротивления просто поджигали обороняющиеся дома и деревни зажигательными стрелами, а затем набрасывали арканы на бросавшихся тушить свои жилища людей. Так что зимнее противостояние чаще всего заканчивалось в пользу кочевников. А к весне в Финляндии, похоже, уже не должно было остаться никого, кто бы смог дать людоловам достойный отпор.
Регулярная же армия к январю захватила все шведские города Финляндии вплоть до Або. Карл Густав из Гельсингфорса, до которого успел добраться всего лишь с пятью тысячами всадников и посаженной на выпряженные из пушек и обозных телег лошадей пехоты, поспешно отплыл в Швецию, оставив Финляндию на произвол судьбы. Впрочем, у него были для этого все основания, поскольку границы Швеции перешла датская армия, а датский флот атаковал и уничтожил шведскую эскадру в Гетеборге. Почти одновременно с этим польский король Ян Казимир выбил ослабленный шведский гарнизон из Варшавы и двинулся на север с явным намерением вернуть себе все ранее захваченные шведами польские земли. Ну да эта проблема была последней из тех, что занимали голову Карла Густава. Первой же были датчане. Слава богу, армия московитов была отделена от территории Швеции морем, на котором пока еще господствовал шведский флот…
Совещание русского командования в столице Финляндии, шведском городе Або
[14]
, состоялось двадцать пятого января.
— Значит, говоришь, почитай каждую зиму мясо и рыбу в Стокгольм на продажу на лошадях возите? — расспрашивал царевич финского купца.
Тот кивал. Возит. Правда, больше в Мариехамн, но и в Стокгольм тоже. А что не возить-то? Море-то замерзает. Нет, ежели в шторм попасть, то можно и сгинуть. Но опасность сего не шибко велика. Шхеры. На всем пути от Або до Стокгольма редко когда до ближайшего берега более версты бывает. Ежели погода портится, то надобно тут же к ближайшему островку лошадей править и там обустраиваться. На большинстве островов лес в достатке, так что даже несколько дней пересидеть — невелика трудность…
— Ну что ж, — царевич Иван покачал головой, — коль пойдете проводниками и доведете нас до Стокгольма — обещаю вашу деревню не трогать. Будете жить как жили. Да еще и серебра заплачу…
И ровно через две недели, девятого февраля, сразу как чутка спали жутко сильные морозы, ударившие аккурат на следующий день после того совещания у царевича, на морской лед вступила длинная колонна русских войск. Царевич Иван придумал, как решить задачу, кою поставил перед ним отец…
7
Я сидел за столом и тупо пялился на отчет приказа Большой казны. Ничего нового для меня он не содержал. Я и так знал, что я — банкрот. Полный и окончательный! Северная война сразу потребовала куда больших расходов, чем я предполагал. Во-первых, на землях Лифляндии и Финляндии, как выяснилось, проживало куда больше людей, чем ранее считалось. А степняки проявили себя куда более умелыми людоловами, чем я рассчитывал, и не признавали никаких иных расчетов, кроме как в серебре. Так что и на выкуп, и на содержание людей в карантинных лагерях, и на перевозку к местам работ и поселений, да и на дальнейшее их содержание, например, при использовании их в том же дорожном строительстве, потребовались куда большие средства. А еще и потому, что я дрожал над каждым человечком, поскольку единственный из всех ныне живущих представлял себе, какой это важнейший ресурс для государства — люди!
В это время в любой стране, считай она себя хоть какой цивилизованной, к простонародью отношение скорее было пренебрежительным. В Англии согнанных с земель огораживанием крестьян ничтоже сумняшеся вешали, просто застав на дорогах по закону о бродяжничестве. Во Франции — обдирали как липку, вынуждая массово голодать. Не лучшим отношение к людям было и в Испании, Германии, да и в остальных странах. Мол, чего людишек жалеть — бабы еще нарожают. А вот в России — уже нет. Поскольку я, то есть царь, на протяжении более пятидесяти лет постоянно и неуклонно демонстрировал совершенно другое отношение к людям, что сильно сказалось на изменении отношения к людям и всего остального правящего слоя.
