Рим, I век н. э.
В доме Мессалы Барбата творился переполох. Уставший с дороги сенатор, расположившись в триклинии
[17]
и совершив возлияния за обедом в честь Юпитера, теперь спал беспробудным сном, потому и не слышал, что происходит неладное. А между тем со всех сторон к господскому дому бежали надсмотрщики, за которыми еле поспевал лекарь Мордарий, плачущим голосом причитавший:
– O tempora, о mores!
[18]
Молодые рабы бросаются на стариков и творят беспорядки, как во времена мятежника Спартака! Так и до республики недалеко!
Из разбитой губы евнуха сочилась кровь, и он утирал ее полой теплого плаща, который не снимал даже в жару. Следом за Мордарием спешила Домиция Лепида. Усмирив кнутом мечущихся по дому рабов, матрона торопливо вошла в спальню к дочери. Валерия сидела на полу, закрыв лицо ладонями и тихонько всхлипывая. Кровь на руках девушки привела патрицианку в замешательство.
– Все прочь! Живо убирайтесь! – прикрикнула хозяйка, грозно сверкая глазами и выпроваживая из гинекея любопытных. В числе первых с женской половины выбежала Хлоя и устремилась в сад. Там, обессиленно опустившись на траву, надрывно зарыдала, оплакивая свою горькую судьбу. Рабыня не сомневалась, что молодая госпожа никогда не простит ей вторжения Исаака, и жалела, что не сумела с ним бежать. А Валерия и не думала про Хлою. Она злилась на мать. Как Лепида посмела так надругаться над ней! И главное, за что? Да, свою мать Мессалина не любила, но считала родным человеком, которому можно доверять. Теперь же юная патрицианка понимала, что жестоко ошибалась на ее счет. Опустившись на колени рядом с дочерью, Лепида отвела руки девушки в стороны и кивнула Мордарию. Старик прикрыл за собой резные воротца и по мозаичным плитам заковылял к пострадавшей.
– Со мной все в порядке! Оставьте меня в покое! – в бешенстве выкрикивала Мессалина, отбиваясь от лекаря.
– О великие боги! Я своими глазами видел, как мятежный раб побежал к господскому дому, – бормотал евнух. – Клянусь Меркурием, я думал, иудей хочет тебя убить, моя госпожа, как этот сбесившийся вепрь хотел лишить жизни меня.
– Да, он был здесь! Но иудей меня не тронул! Только украл золотую буллу, – разъяренно сверкнула глазами Валерия.
– Так это не твоя кровь? – суетился вокруг сидящей на полу девушки старый раб.
– Не моя. Я защищалась и распорола Исааку щеку!
– Судя по обилию крови, должно быть, у него останется изрядный шрам, – задумчиво протянул Мордарий, поднимаясь с колен.
– Вот и хорошо! Будет легче отыскать его и казнить! – гневно выкрикнула Валерия, с хрустом разрывая дорогую накидку, которую собиралась надеть, и ожесточенно вытирая тонким лоскутом окровавленные руки. – Иди, старик, к себе! Мне не нужна твоя помощь!
Лекарь кинул неуверенный взгляд на хозяйку, и матрона Лепида чуть заметно махнула рукой, повелевая рабу удалиться. Мордарий подобрал полы плаща, покорно засеменив к дверям, и, когда створка закрылась за его спиной, тайная жрица Гекаты взволнованно заговорила:
– Исаак был здесь? Что тебе сказал этот сумасшедший?
Валерия вскинула на мать искаженное страданием лицо и с ненавистью зашипела:
– Иудей хотел знать, почему ты его обманула – обещала свободу, если он переспит со мной, а сама засадила в карцер!
– Он лжет! – в замешательстве выдохнула Лепида. – Ни о чем я его не просила!
– Когда этой ночью ко мне пришел Аполлон, я сняла с шеи мешавшую мне буллу и кинула рядом с кроватью. Вот ее-то иудей мне и принес, чтобы вернуть, заявив, что после ночи любви случайно забрал мое украшение.
Видя, что отпереться не получится, Лепида смущенно заговорила:
– Но, девочка моя, я же хотела, чтобы тебе было хорошо!
Она несмело потянулась к голове дочери, намереваясь погладить ее огненные волосы, но Валерия отшатнулась, будто к ней приближалась змея. Девушка вскочила на ноги и сжала кулаки так, что побелели костяшки пальцев.
– Все! Хватит, мама! – Губы Мессалины тряслись, глаза метали молнии. – Я сама знаю, что для меня хорошо! Если ты будешь мной помыкать, я расскажу отцу, что ты подложила в постель к наследнице его рода грязного раба! Думаешь, папе это понравится? Я донесу на тебя императору! Ты не хуже меня знаешь, что Калигула делает со своднями. Он их казнит страшной смертью! Если хочешь жить, оставь меня в покое! Лучше займись своим племянником!
Домиция Лепида молча вышла и прикрыла за собой дверь. Сорвавшийся в гневе с губ дочери совет был не лишним. С недавних пор в доме Мессалы Барбата жил боязливый мальчик, дичившийся и избегавший общества дальних родственников. Малыша Нерона повелел взять на воспитание император, отправивший матушку ребенка, доводившуюся ему родной сестрой, в ссылку по подозрению в готовящемся покушении. Отцом малыша являлся погибший на поле брани брат Домиции Лепиды, с которым патрицианка некогда пребывала в любовной связи. «Займись племянником!» Ну что же, пожалуй, она так и сделает, ибо Калигула проявлял немалый интерес к условиям жизни мальчика.
Но матрону Лепиду не оставляла мысль, что теперь, когда от приданого Гекаты остался лишь лунный гребень, последствия для Мессалины могут быть самые неожиданные. Возможно, Валерии лучше вообще забыть о покровительстве Великой Темной Матери, вручив себя в руки другого божества. Время шло, и Лепида снова и снова предпринимала попытки вразумить строптивицу. Но как только патрицианка заговаривала с дочерью, пытаясь забрать гребень обратно, девушка делала вид, что обращаются не к ней. Валерия смотрела на родительницу и точно не видела, а в ответ на все ее вопросы и ласковые речи лишь гневно хмурилась.
А действие лунного гребня уже начинало проявляться. В Мессалине бурлила молодая кровь, и разбуженный Исааком вулкан жгучей страсти, накрывающий ее с головой, все чаще и чаще давал о себе знать, толкая на безумства. Красавец сосед из сословия всадников, так вовремя овдовевший, то и дело, будто невзначай, проходил мимо окон Мессалины, сверкая чеканным панцирем и покачивая плюмажем на начищенном до зеркального блеска шлеме. Луций Гимений Стратоник день за днем, не отрываясь, смотрел на сидящую у окна Валерию, пока, наконец, она не послала Хлою с поручением передать, что будет ждать его ночью в священных рощах. Рощи служили прибежищем влюбленным парам, для которых в этом уединенном уголке Затиберья, среди акаций и пиний, были построены высокие каменные перегородки.
