– Признаться, я что-то такое раньше слышала, – смущенно пробормотала мама. – О том, что переспать с мужчиной для комсомолки двадцатых годов было то же самое, что выпить стакан воды.
– Ты слышала, а я через это прошла, – подхватила бабушка. – Перед тобой сидит активная участница организации «Долой стыд», которой руководил Карел Радек. Карлик-чудовище – так мы его называли. Карлуша был мал росточком, рыжие волосы покрывали все его тело, а член висел до самых колен. Карел курил трубку и жил с сестрой. Ну и натерпелся же он от этой старорежимной мещанки! Он и сам ходил по дому совершенно голый и детей сестры приучал к свободе тела. Сестра ругалась и жаловалась в домком, на что Карел отвечал, что в освобожденной стране все имеют право на абсолютную свободу. Даже дети. И все мы, свободные и гордые, ходили совсем без одежды и даже ездили голышом в трамваях. А однажды прошли парадом по Красной площади. Вот ты, Наталья, можешь себе представить, что по главной улице столицы маршируют тысячи совершенно обнаженных юношей и девушек?
– Нет, не могу.
– А ведь такое было! И я, представь себе, вышагивала рядом с Маяковским во время его ранних поездок по стране, и из одежды на мне была только кумачовая лента с белой надписью «Долой стыд»!
– И Маяковский тоже был голый? – недоверчиво осведомилась мать.
– Нет, этот ренегат носил холщовые штаны, желтую блузу, а на шее роскошный бант. Честно говоря, я и сама не знаю, от кого родила Алексея. Может быть, даже от него. Или от первого секретаря нашей организации. А может, от его заместителя. Или даже от Радека. Тогда это было совершенно неважно. Все мы со дня на день ждали, что семьи упразднят, жены и мужья станут общими, а детей будут воспитывать в интернатах. Возобладает принцип муравейника. Над всеми стоит царица-матка, а вокруг нее снуют рабочие муравьи. Разве плохо? Да-а, интересное было время, и Александра Коллонтай как нельзя лучше в него вписалась. Я сразу приняла ее идеи. Мы с Коллонтай были очень близки по духу. Да и по жизни тоже. Мне Шурочка много интересного про себя рассказывала.
Интонации в голосе старухи потеплели, сделались ироничными.
– Помню, она со смехом вспоминала, как в шестнадцать лет сын генерала Драгомирова признался ей в любви. Александра, конечно же, высмеяла незадачливого кавалера на глазах их общих знакомых прямо во время бала, и кадет пажеского корпуса, как последний слюнтяй, из отцовского револьвера пустил себе пулю в лоб. Замуж же вышла наша Шура за Владимира Коллонтая, против которого, кстати, категорически возражали ее родители – только поэтому их свободолюбивая дочь и ринулась напролом, настояв на этом ненужном браке.
Она вздохнула и продолжила:
– В день венчания Александра Михайловна получила предсмертную записку от своего учителя, известного литератора Острогорского. Представь себе, Наталья, пятидесятилетний словесник влюбился в Шуру, как мальчишка, не смог побороть этой любви и попытался наложить на себя руки. Но Острогорский оказался не так удачлив, как Драгомиров, и ему так и не удалось отравиться угарным газом. А с мужем Александре не повезло. Тряпка был ее Володя. Сквозь пальцы смотрел на роман жены со своим приятелем Виктором Саткевичем. И чтобы любовникам было удобнее встречаться, даже пригласил Виктора проживать в одной с ними квартире. Позиция правильная, но не своевременная. Этой своей мягкотелостью Коллонтай окончательно запутал ситуацию, и Шуре ничего не оставалось, как бросить своих мужчин – мужа, сына и любовника и уехать от них в Швейцарию.
– Как она могла оставить сына? – выдохнула мать.
– Ты не понимаешь! – повысила голос старуха. – По-твоему, что важнее? Счастье одного ребенка, пусть даже твоего? Или борьба за светлое будущее всех детей? Шурочка Коллонтай сделала единственно верный выбор и уехала от повседневной рутины, решив посвятить себя чему-то большему, чем просто семья.
Звякнули стаканы, застучали вилки, и после минутного молчания старуха снова взволнованно заговорила:
– Да, я рада, что Шурочка тогда уехала в Швейцарию! Ну, кем бы она была, если бы осталась с семьей? Домохозяйкой? Наседкой? Мужниной женой? Бред! А в Цюрихе Александра Михайловна познакомилась с Кларой Цеткин и Розой Люксембург, увлеклась идеями женского равенства и наконец-то обрела дело всей своей жизни – бороться против любой несправедливости.
Голос Гертруды Яновны звенел, набирая силу, точно она не за столом сидела, а стояла на трибуне.
– Шура выступала против царского режима, против отживших традиций и устаревшей морали. Мораль унизительна! Особенно лицемерны порядочность и верность. Все равно мужья изменяют женам, а жены мужьям, только все делают вид, что ничего не происходит. Ложь унижает человеческое достоинство, и люди превращаются в скотов. А Коллонтай предпочитала жить честно. В ее жизни появлялись и исчезали мимолетные мужчины вроде меньшевика Пети Маслова и большевика Шляпникова, и надо сказать, что все эти типы не стоили даже ее мизинца. Но самое большое разочарование Шурочки – это матрос Паша Дыбенко. Свобода была жизненным кредо Шуры, а ради него Александра снова загнала себя в узы брака. Трудно себе представить, но утонченная аристократка вышла замуж за малограмотного дикаря с ворованной золотой цепью на покрытой шерстью груди! Парадокс! Да, кстати, Дыбенко был не только вор, но еще и трус. Ты знаешь эту историю?
– Какую историю?
– Ну как же, – многозначительно протянула ведьма. – Когда переговоры в Бресте сорвались, было объявлено: «Ни мира, ни войны». Но немцев подобная перспектива не устраивала, им нужен был прочный мир, чтобы бросить все войска на Запад. И пруссаки посадили в эшелоны несколько второсортных полков и пустили их в сторону Петрограда. В принципе, наступления как такового не было. Немецкие войска просто ехали в поездах и занимали станции. Дыбенко с матросами был послан под Нарву остановить противника. И что ты думаешь? – хмыкнула рассказчица. – Его матросы испугались и драпанули так, что искали их по всей России. Нашли только под Самарой. Дыбенко посадили за измену. И вот тогда Коллонтай под свою ответственность попросила партийных соратников отпустить Павла Ефимовича из тюрьмы. Но товарищи по партии сделали непонимающие лица – дескать, а кто ты такая, чтобы за него хлопотать? И Шурочка оформила с Дыбенко официально отношения, первой в Российской республике зарегистрировав в загсе брак.
Старуха говорила все быстрее и быстрее, точно боялась, что ее перебьют, не дослушав.
– А этот малодушный тип, я имею в виду поганца Пашку, вместо того чтобы пасть Шуре в ноги и слезно благодарить за великодушие, немедленно скрывается в неизвестном направлении в компании своих вечно пьяных дружков-матросиков. Как ей было жить? Кругом одни предатели! А надо заметить, что перед этим у Александры на глазах стреляется друг детства, тайно в нее влюбленный морской офицер. Он перед самой революцией подарил Шуре подвеску – золотую женщину-сову, с которой Коллонтай никогда не расставалась. И в пару к ней великолепный гребень тонкой старинной работы, который всегда лежал у Шуры на трюмо. Почему-то на этого друга произвело неизгладимое впечатление, когда несгибаемая Александра пошла отвоевывать у попов лавру, и белогвардеец, вместо того чтобы тихо отбыть с семьей в Стамбул, как это делали его однополчане, пришел домой к Александре Михайловне и на пороге ее комнаты пустил себе пулю в лоб.
