Она обещала зайти завтра попрощаться и поспешно ушла. Торопилась Александра больше потому, что хотела избежать расспросов. Легенда, с которой она явилась сюда вчера, уже была бесповоротно разрушена. Заведующая, по ее мнению, должна была догадаться, что истинной целью ее визита были вовсе не этюды в залах музея. «Меня могла спасти Таня, она-то приехала отвлечься от своих неприятностей и поработать… Но похоже, и ей не до творчества!»
…Первые капли упали на камни мостовой, едва женщина дошла до середины обширной площади. Над ее головой раздался сухой треск, словно рвали ткань. Подняв голову, она увидела нависшие тучи цвета графита. Их, одна за другой, почти беспрерывно озаряли изнутри молнии, яркие, белые, страшные. Повисла тяжелая, беззвучная пауза. Александра успела сделать всего несколько шагов, и рухнувший с неба оглушительный раскат грома заставил ее сперва присесть, а потом побежать, почти не разбирая дороги.
Когда она влетела в первую же дверь попавшегося на дороге кафе, хлынул сокрушительный ливень. Женщина захлопнула за собой дверь, оглянулась на стихию, бушевавшую за потемневшим стеклом витринного окна, и рассмеялась, скорее нервически, чем весело.
– Какой ужас… – все еще посмеиваясь, обратилась она к парню-бармену, цедившему пиво в высокий толстостенный бокал. – Можно мне кофе?
Усевшись за столиком, у самого окна, она оглядела помещение и еще раз порадовалась тому, что успела здесь укрыться. Кафе, крошечное, всего на несколько столиков, было очень уютным. Интерьер был без всяких претензий – темное дерево, фарфоровые тарелочки с охотничьими сюжетами по стенам, льняные салфетки на столиках, с национальной вышивкой, красными и синими нитками… Кроме нее, здесь было всего трое посетителей. Пожилые мужчины, явно старые приятели, играли в шашки, попивая пиво. Бармен, высокий, упитанный блондин с меланхолическими голубыми глазами, следил за оседавшей в бокале пеной с таким сосредоточенным видом, словно читал философский трактат. От всего этого веяло глубокой провинциальной тишиной, упорядоченностью, которую не могли поколебать никакие внешние раздражители – ни туристы, ни раскаты грома, ни молнии, ни революции.
– Пожалуйста, – бармен принес Александре кофе, источавший головокружительный аромат. На блюдечке вместо ложки лежала коричневая трубочка корицы. В крошечной соломенной вазочке, застланной льняной салфеткой, горкой лежало шоколадное печенье.
– Должна вам сказать, что так и в Париже не подают, – сообщила парню растроганная Александра. Тот польщенно заулыбался и вернулся за стойку, продолжать свое захватывающее наблюдение за оседающей пивной пеной.
Александра смотрела в окно, на улицу, мгновенно опустевшую, превратившуюся в русло бурной быстрой речки. Вода бежала под уклон, в сторону площади, к реке. В доме напротив, одно за другим, зажглись окна – на улице было совсем темно. Это был сумрачный, желто-бурый, профильтрованный сквозь черные тучи свет, тревожный и, вместе с тем, прекрасный. Внезапно женщина, поднесшая к губам чашку, утратила чувство времени и места. Крошечное кафе, залитое желтым светом маленьких ламп под матерчатыми абажурами, могло находиться где угодно и существовать много лет назад. «А что, году этак, в тридцать пятом – тридцать шестом, прошлого века, в этом кафе бармен все так же цедил пиво, крепко пахло кофе, и так же играли в шашки старые приятели… Только это была территория Польши… Но какой жуткий дождь!»
Ее не оставляли мысли о том, добралась ли Татьяна до дома. Александра достала телефон, но, взглянув на дисплей, увидела, что сеть недоступна. «Еще бы, такая гроза…»
– Часто у вас тут такое бывает? – спросила она бармена, который после услышанного в свой адрес комплимента то и дело выжидающе поглядывал в ее сторону.
– Дожди? – переспросил он, с готовностью улыбаясь. – Часто…
– Такой грозы с весны не было, – повернулся к Александре один из мужчин, игравших в шашки. – Как бы свет не отключили!
– А вы, позвольте полюбопытствовать, откуда? – со старомодной учтивостью спросил его приятель, слегка привставая со стула.
Признание Александры в том, что она из Москвы, вызвало дружный интерес. Московские туристы, как она поняла, бывали в этих краях не так часто, как, например, польские.
– У нас тут есть, что посмотреть! – наперебой уверяли ее завсегдатаи кафе. – Разве только одни колледжи на площади? Есть еще церкви, старинные… Костелы! Святого Станислава, Карла Барамея, монастырь францисканский… Дворец Бутримовича… а природа здесь какая!
Александра едва успевала кивать, подтверждая, что город, в самом деле, прекрасен. Приятели так разошлись, что непременно пожелали угостить ее местной зубровкой, мотивируя это тем, что гостья попала под дождь и может простудиться. Художница, смеясь, отказывалась, но в конце концов перед нею все же поставили маленький бокальчик из красного стекла – на низкой ножке, украшенный резьбой. Присмотревшись к нему внимательней, Александра с удивлением поняла, что вещица старинная и весьма недешевая.
– Это у вас в баре такая посуда? – спросила она парня за стойкой. – Вы знаете, ей место скорее в антикварном магазине!
– Что вы! – парень отмахнулся. – Тут этого старого добра полно… Не знают, куда девать. Кто поумнее, вывозит в другие города, побольше, там сдает. А здесь это никому не нужно. Мы купили такие бокалы, для интерьера, так они нам обошлись дешевле, чем новые. Если, конечно, брать хрустальные!
Новые знакомые Александры (их звали Роман, Станислав и Дмитрий) в один голос подтвердили, что в Пинске найдется старого барахла больше, чем во всей столице.
– Город старый, накопилось, век за веком. Мало-помалу… Есть и такое, что могло бы в музее быть, но музею нашему уж не до того. Вы там были? – осведомился Роман, самый старший из троих приятелей. Он говорил с сильным акцентом и, несмотря на свой почтенный возраст, довольно явственно кокетничал с Александрой.
– Была, конечно, я ведь художник по специальности, – улыбнувшись, ответила женщина. – Музей прекрасный. Я и приехала затем, чтобы его посмотреть.
Друзья возгордились. Они единогласно подтвердили, что музей для такого маленького городка у них и в самом деле отличный, упрекнули Александру за то, что она совсем не пьет, и взяли с нее слово, что она обязательно приедет осенью еще раз.
– Я вас отведу на кладбище, есть у нас тут одно старинное кладбище, на улице Спокойной… – протянул Станислав. – Да-да, не смейтесь, туда многие художники приезжают! Место уникальное. Какие там есть памятники…
– Осенью там великолепно… – протянул Дмитрий, наиболее молчаливый из всех. Он казался стеснительным и редко обращал к гостье взгляд поверх сильных очков в тяжелой роговой оправе. – Тихо… Как в раю!
– Вы меня заинтриговали! – Александра все же решилась пригубить зубровку и, тихо ахнув, отставила бокальчик. Язык мгновенно обожгло огнем, в гортани словно вспыхнул язычок пламени. – Господи… Сколько же здесь перца?!
– Не столько перца, любезная пани, сколько настоя, на травах, на наших полесских травах! – шутливо заметил Роман. – Вы не бойтесь, пейте, это сплошное здоровье! Мой отец употреблял эту штучку всю жизнь, с тех пор как деревенским мальчишкой бегал в порточках. И прожил девяносто два года!
