– Да-а, ребятки, – удивленно прокричала Тамара Витальевна… – посмотрите, что умеет новая девочка!
За полтора часа занятий Маша ни разу не упала, будто бы внутри у нее была спрятана волшебная точка равновесия. С первого раза почувствовала, насколько нужно наклониться, чтобы не кувыркнуться на спину, когда делаешь «саночки»: едешь в полном приседе, вытянув вперед руки. Дольше всех продержалась на льду «цапелькой»: одна нога поджата, руки в стороны. А когда Тамара Витальевна показала, как разогнаться «змейкой» и на полном ходу развернуться в обратную сторону, Маша после разворота несколько раз прокрутилась вокруг своей оси и не сразу поняла, что у нее получилось вращение, похожее на то, которое делают фигуристы по телевизору.
Больше всего ей нравились «фонарики». Коньки упруго разъезжались и съезжались, на льду оставался узор, похожий на новогоднюю гирлянду. Может быть, потому-то она и выбрала этого злополучного гнома с фонариком, когда отправилась в магазин покупать Гоше подарок на день рождения, хотя мама уверяла, что такая чепуховина годится только для трехлетки. Гном носил красный колпак и кудрявую бороду; глаза у него были мечтательными, а улыбка, честно говоря, немножко придурковатой. Склонив набок голову, он застенчиво протягивал вперед руку с фонариком, смахивавшим на мороженое-рожок, который загорался золотым светом, если сдвинуть рычажок выключателя.
На последней перемене Маша вытащила подарок из коробки под партой, протянула Гоше и неуверенно чмокнула его в щеку.
– Жених и невеста! – выкрикнул Вадик у нее над ухом.
Маша схватила учебник, чтобы треснуть Вадика по голове, тот отскочил и радостно заблеял:
– Жених и невеста, тили-тили-тесто!
Двое-трое мальчишек, которые торчали в классе, подхватили:
– Жених и невеста!
А Вадик вырвал у Гоши гнома и заверещал:
– Кому свадебный подарок! – и швырнул его мальчикам.
Гнома начали перекидывать по классу, как мяч, Гоша безуспешно пытался его перехватить, Маша надрывалась:
– Отдайте сейчас же!
Тут гном со звоном ударился об пол. Гоша кинулся к нему, поднял… Рука гнома была пуста, разбитый фонарик валялся под чьей-то партой. Маша закричала:
– Что вы наделали! – отвернулась к стенке и заплакала, а Гоша с кулаками набросился на Вадика…
Все чтение Маша просидела насупившись. Когда урок закончился, она первая сорвалась с места, живо оделась и, не дожидаясь Гоши, побежала домой.
На следующий день в школе Гоша виновато говорил:
– Ничего, Маш, он и так хороший, без фонарика…
– Нет, он дурацкий! Выброси его.
– Но…
– Обещай, что выбросишь! – Маша топнула ногой.
– Ладно, – буркнул Гоша. – Обещаю.
Но вспоминать про испорченный подарок и особенно про «жениха и невесту» все равно было неприятно. И дружба пошла на убыль. Маша попросила пересадить ее на первую парту, якобы поближе к доске, на занятия фигурным катанием ходила без прежнего удовольствия; а когда узнала, что с сентября пойдет в другую школу, даже обрадовалась.
К переменам Маша всегда привыкала легко. Сама не заметила, как привыкла каждое утро ездить с мамой на метро в час-пик и возвращаться домой самостоятельно. Уроков задавали раза в два больше, чем в прежней школе, появились новые подружки, Гоша был забыт, да и прошлогодние занятия фигурным катанием почти не вспоминались. К тому же зима не задалась: снег чавкал под ногами бурой кашей, разливался по тротуарам бесформенными лужами. Но в день, когда лужи затвердели и превратились в продолговатые дорожки, по которым с разбега прокатывались все, кому не лень, а с неба полетели частые снежинки, Маша, шагая от метро, заскучала по катку. И ноги сами собой понесли ее к спортивной школе.
Она попала на перерыв в середине занятия. Почти вся группа сидела на лавочке, кто-то перешнуровывал ботинки, кто-то потягивал минералку. Маша поискала глазами Гошу – его не было. Несколько девочек разминались на льду; одна отрабатывала вращение «пистолетиком». В прошлом году Маша только-только начала его осваивать, да и то по частям: отдельно подход, отдельно въезд. Но сейчас мысленно дублировала вслед за девочкой каждое движение, будто бы сама делала поворот-тройку и махом свободной ноги закручивала себя в волчок. Приоткрыв рот от усердия, она непроизвольно пригнула голову и прижала локти к корпусу для правильной группировки. И вздрогнула, когда сзади раздалось:
– Ну как, есть от чего рот открыть?
Тамара Витальевна со смехом потрепала ее по плечу. Она ничуть не изменилась: все тот же голос повышенной громкости, вязаная шапочка, свитер с оленями; и Маше показалось, что полугодового перерыва в занятиях вовсе не было. Тамара Витальевна спросила про новую школу, Маша разболталась. Выложила, что на математике решает задачи повышенной сложности, что к завтрашнему дню нужно написать сочинение по английскому на две, а лучше на три страницы и что до школы ехать больше часа. Тамара Витальевна кивала в такт Машиным словам, лицо ее выражало боязливое сочувствие: в ее представление о мире не укладывалось, что на дорогу в школу можно тратить столько времени.
– Это во сколько ж ты возвращаешься? – спросила она и, узнав, что Маша еще не заходила домой, констатировала: – Да уж, в дневную группу ты бы никак не успевала…
«А есть другая группа?» – хотела спросить Маша, но Тамара Витальевна ее опередила:
– …а в вечерней уже разрядники занимаются, там требования выше, тренировки дольше, но им-то ничего, они и живут по соседству, и вообще…
Она неопределенно повела рукой, очевидно имея в виду, что разрядники из вечерней группы – обычные земные люди, которым не приходится писать трехстраничные сочинения по английскому и решать задачи повышенной сложности. На Машин вопрос, можно ли ей ходить в вечернюю группу, недоверчиво подняла брови, но сказала:
– Конечно, можно.
Когда в замке повернулся ключ, Маша вприпрыжку выскочила в прихожую.
– Мама, я снова буду ходить на коньки! – выпалила она с воодушевлением.
Мама на миг остолбенела, словно вместо родной дочери увидела привидение.
– Никаких коньков, – проговорила она железобетонным голосом.
– Ну, мам! Там вечерняя группа есть!
– У тебя и так по английскому четверка в четверти, – тем же голосом отозвалась мама, отряхивая от снега пальто и вешая его на плечики. – Притом что преподаватель у вас – кандидат наук.
– А если в следующей четверти будет пятерка? Если у меня все-все пятерки будут? – Маша пообещала бы и сама стать кандидатом наук со следующей четверти, лишь бы выторговать себе право ходить на каток.
– Речи быть не может. Ты уроки уже начала делать?
Маша яростно засопела. Не глядя на нее, мама скинула сапоги и направилась в ванную комнату мыть руки. Маша ринулась наперерез, как камикадзе в лобовую атаку.
