– Это кто? – спросил Гоша. – Где-то я его видел.
– Илья Лозовой, – ответила Маша. – Ты, наверное, видел его по телику, он на чемпионате Европы серебро получил.
– А, понятно. Мировая знаменитость, – сказал Гоша и искоса взглянул на Машу.
На следующий день Илья подошел к Маше в хореографическом зале.
– Послушай. Я только одного прошу. После тренировки задержись на чуть-чуть. Пожалуйста.
– Нет. Я должна уйти ровно в восемь.
…Вчера, когда они прогуливаясь возвращались домой, Гоша напомнил ей, как полтора года назад она отказалась сходить в кино, и, кажется, хотел спросить о причине, а Маша, в свою очередь, собиралась признаться, что отказалась в тот раз из-за «знаменитости». Но оба почему-то промолчали. Гоша сказал только: «Теперь сходим?» Она улыбнулась: «Теперь, конечно, сходим!» – «Завтра? На девятичасовой?» – «Ага!»
– Ты сегодня в полвосьмого заканчиваешь, – не отступал Илья, – у Васильича дела в Федерации, он нас отпускает на полчаса раньше. В общем, я буду ждать внизу, ладно?
– Ладно, – нехотя сказала Маша, прикинув, что успеет отделаться от Ильи, прежде чем Гоша за ней зайдет.
Пока она переодевалась, до восьми осталось минут пятнадцать.
«Ничего, и пятнадцати минут хватит», – подумала она.
Илья стоял у входа с большущим букетом.
– Зайдем в кофейню, – попросил он. – Неудобно на ходу разговаривать…
Они перешли через дорогу. Илья распахнул перед Машей двери кафе, в котором когда-то Вероника устроила ей памятный допрос и, пропуская вперед, приобнял. Маша отстранилась, обернулась взглянуть на часы, украшавшие большое угловое здание на перекрестке, и увидела, что времени уже без десяти восемь.
– Что тебе взять? – спросил Илья.
– Ничего.
Он заказал себе капучино. Но не пригубил, только водил ложечкой по кругу, смешивая корицу со снежно-белой пенкой.
– Может, тебе все-таки что-нибудь взять?
– Не стоит. Захотела бы, сама взяла. Я в состоянии за себя заплатить.
– Слушай. Так и быть, признаю, что ты действительно можешь на меня обижаться. Понимаешь, то, что я говорил тогда, ну, типа, умнеть два года… Это ничего не значило. Я так вообще не думаю! И потом, не я же тебе эту микстуру подсовывал!
– Это была подлость, – сказала Маша. – Подстава. Ты даже не счел нужным выразить свое отношение к этой подставе. Вероника говорит обо мне так, будто я третьего сорта, а ты и рад ей поддакивать.
– Но я же так не считаю! А Вероника – да пусть себе говорит, что ей вздумается. Почему я должен с ней ссориться?
– Ты мне ничего не должен.
– Да послушай ты… Она дочка такого человека, что… в общем, с ней лучше не собачиться. И потом, это у вас с ней контры. Я не встреваю в чужие конфликты, это мой принцип.
– Принцип? – усмехнулась Маша. – Я помню твои принципы. Что каждый свободен и может вести себя как заблагорассудится, не считаясь с теми, кто рядом.
Илья хотел возразить.
– Нет, пожалуйста, дай мне договорить. Знаешь, я и вправду поумнела. И теперь понимаю, что такое твои принципы. Это элементарный эгоизм, и ничего больше!
– Эгоизм? – перебил Илья. – Я, по-твоему, эгоист? Да ты спятила! Кого я бегал провожать? Кого на вечеринку приглашал? Только тебя! Я одной тебе уделял столько внимания!.. А мог бы и с другими девчонками ходить, любая была бы счастлива! По-твоему, выходит, я с тобой не считался?
– Но это же само собой разумеется… если люди вместе, то они не смотрят на других… – опешила Маша и даже не сообразила напомнить Илье, как он бросил ее одну в Финляндии.
– Вот именно, не смотрят и рассчитывают, что это будет оценено! Ни фига ты не поумнела, как была глупой, так и осталась! – С каждой фразой Илья повышал голос и будто бы становился выше ростом от сознания своей правоты. – Припоминаешь мне столько месяцев какую-то случайную обмолвку! И вообразила, что имеешь право меня бросить! Разве эта ерунда сопоставима с тем вниманием, которое я тебе оказывал?
Маша затравленно ловила ртом воздух, подыскивая слова и вместе с тем понимая, что объясняться бесполезно – все доводы отскочат от него, как от стенки.
– Дело не в словах, а в том, что ты проявил такие качества, которые мне…
Илья не слушал:
– Я тебя даже не упрекаю, что ты ходишь с каким-то невзрачным типом мне назло! А сколько я тебе цветов дарил? Они, между прочим, бешеных денег стоили!
– Что же, если ты меня провожал и дарил цветы, я всю жизнь должна тебе за это поклоны бить? Может быть, ты мне счет выставишь?
Илья издал презрительное «Пффф» и закатил глаза.
– Не думал, что ты настолько… что ты такая…
– Просто я тебе чужая. И ты мне чужой!
– Надо же, как интересно. Что ж ты от «чужого» принимала цветы и подарки? Почему хотела, чтобы «чужой» тебя провожал? Мы были парой, и все вокруг знали, что мы вместе. Почему, интересно, ты сразу не доложила, что я тебе «чужой»? Я-то тебя сразу предупредил, что я за свободную жизнь! Но ради тебя я отодвинул в сторону свои принципы! И нате, пожалуйста, я ей теперь чужой… Кто из нас после этого эгоист?
– Я это потом поняла… – Маша совершенно потерялась и готова была чуть ли не прощения просить за свой эгоизм. – Я себя обманывала… Но рано или поздно обманывать себя перестаешь!
Илья снова презрительно фыркнул.
– Ты об этом очень сильно пожалеешь, – произнес он с угрозой. – Тебе это отольется.
Маша рывком встала из-за стола, просочилась между столиками и выскочила из кафе. Было гадко и тошно. Маше казалось, что у нее поднялась температура, голову сдавило невидимым стальным обручем. Она уговаривала себя, что Илья ей безразличен, пусть он считает ее хоть дурой, хоть эгоисткой, хоть мировым злом. И бегом припустила через дорогу.
Но бежать не стоило. Она издали видела, что у входа никого нет.
На часах было четверть девятого.
Неужели Гоша опаздывает? На него это не похоже, обычно он приходит заранее. Маша набрала его по мобильному и долго слушала длинные гудки. Стояла на крыльце, прохаживалась вдоль газона, подбегала к автобусной остановке, если из-за поворота выезжала маршрутка. Время приближалось к девяти.
Выходит, он ее попросту не дождался? Странно, что не позвонил… Неужели обиделся? На ничтожное опоздание? Бред. Она еще раз набрала его номер. После трех длинных гудков раздались короткие. Он сбросил звонок…
Недоумевая, Маша поехала домой. Чутье подсказывало: случилось что-то серьезное. И с ее пятнадцатиминутным опозданием это никак не связано…
Она уже подходила к дому. Приостановилась на развилке улиц. Свернула на ту, где стоял его дом, дошла до подъезда. «Зайти или не зайти?» – колебались весы, точь-в-точь как месяц назад, когда она сомневалась, звонить или не звонить по поводу физики. Маша заставила себя шагнуть в подъезд. Ноги охватила пожирающая слабость – вот-вот подломятся, в душе зашевелились недобрые предчувствия. Поборов и то и другое, Маша поднялась на лифте и надавила на кнопку звонка.
