— Ищу Дибенко. Мне очень хочется спросить его… так ли он всё
представлял? Правильно ли происходящее, с его точки зрения.
— Понятно. Но неужели тебе не нравится это место?
Надя пожимает плечами.
Я протягиваю руку, касаюсь её лица.
— Тепло руки, терпкость вина, прохлада вечернего бриза и
аромат цветов, плеск тёплых волн, луна в небе и колкий песок под ногами, —
неужели тебе не нравится всё это?
— Для этого существует реальность, — она смотрит мне в
глаза.
— А часто ли всё это совпадает в реальности? Здесь
достаточно открыть дверь, — я киваю на неприметную дверку в «японской» части
ресторана, — и всё окажется на месте. А тебе никогда не хотелось холодным
осенним утром стоять на опушке леса над обрывистым берегом реки, пить горячий
глинтвейн из пузатого бокала… и вокруг никого…
— Хозяин этого ресторана — романтик, — говорит Надя.
— Конечно.
— Леонид, всё, что ты назвал — правильно. Но этим
удовольствиям — место в реальности.
— Реальность не столь доступна.
— Как и глубина, Лёня. Я не знаю, откуда ты берё??ь деньги
для постоянных визитов сюда, да и не моё это дело. Но миллиарды людей никогда
не были в глубине.
— Миллионы людей никогда не видели телевизора.
— Виртуальность не должна быть эрзацем реальности, —
убеждённо говорит Надя.
— Да, конечно. Превратим нищих и убогих в накопители
информации, станем импульсами в электронной сети…
— Леонид, ты знаком с учением александровцев лишь
понаслышке, — убеждённо говорит Надя. — Посети как-нибудь нашу церковь.
Пожимаю плечами. Может быть и побываю. Но в глубине много
интересных мест. На все не хватит жизни.
— Я пойду, — Надя встаёт. Бросает на стойку бара монетку. —
У меня ещё полчаса сегодня… надо посетить пару мест.
— В поисках Дибенко? — киваю я. — А может быть — тёплый
песок, гавайский пляж и красное чилийское?
Надя улыбается.
— Лёня, это уже не будет работой. Вечерний пляж и вино…
захочется продолжения. А виртуальный секс забавен, но только если сидишь дома,
в запертой комнате. Я вошла с работы. Шесть компьютеров в комнате, все заняты.
Представляешь, какое зрелище я буду представлять для коллег?
Она предельно откровенна и умна. Хорошая девочка. Дай бог,
чтобы и в реальности Надя была такой же смышлёной и открытой.
— Тогда — удачи, — киваю я.
— Спасибо, таинственный незнакомец, — Надя наклоняется и
чмокает меня в щёку.
— Лёня, маркер! — шепчут булавки на моих плечах.
Достаю платок-вирусофаг и стираю помаду со щеки. Грожу Наде
пальцем:
— Я предпочитаю оставаться таинственным, девочка.
Кажется, она растерялась. Однако ей хватило выдержки, чтобы
развести руками и неторопливо удалиться.
Блин. Испортила песню, дура!
Так хорошо поговорили…
Залпом осушаю бокал и щёлкаю пальцами подзывая бармена.
— Джин-тоник, один к одному!
Бармен морщится, но смешивает требуемое. Блин. Заказать что
ли, текилы с томатным соком — какую рожу он скорчит?
— Лёня?
Оглядываюсь.
Мой друг-оборотень стоит рядом. Белый костюм, лакированные
туфли, чуть старомодный галстук. Лицо чуть напряжённое.
— Привет, Ромка. Садись.
— Что за девица?
— Ничего интересного.
Мы, дайверы, всегда немножко параноики. Что поделать.
Слишком много желающих узнать наши реальные имена.
Оборотень шумно втягивает воздух, хмурится:
— Она пыталась тебя пометить!
— Я знаю. Не беспокойся, это просто журналистка.
Ромка садится, кивает бармену. Тот корчит жуткую рожу — но
подаёт ему гранёный стакан, наполненный «Абсолютом-пеппер». Мне даже смотреть
тяжело, как Роман пьёт. А он, слегка морщась, вытирает рот и возвращает стакан.
Может быть, он в реальности — алкоголик?
Не знаю.
Мы таимся друг от друга точно так же, как от врагов. Мы
слишком ценный товар. Глубоководные рыбы, мерцающие колдовским светом уроды,
которых мечтает попробовать каждая акула.
— Ты донёс яблочко? — спрашивает Роман.
— Всё в порядке, — откидываю полу пиджака, хлопаю по карману
рубашки, где лежит дискета. — Товар на месте.
Оборотень чуть расслабляется.
— А покупатель?
Смотрю на часы.
— Через десять минут. Рядышком, у реки.
— Пошли? — Роман берёт стакан.
Я подхватываю свой, и мы выходим в ту дверь ресторана, что
прорублена в каменной стене. В маленьком тамбуре я тихо говорю:
— Индивидуальное пространство для нас обоих. Допуск для
человека, назвавшего код «серый-серый-чёрный».
— Принято, — слышится из потолка. Теперь, сколько бы
посетителей не захотело погулять в виртуальном пространстве «Трёх поросят», их
мы не увидим. Только покупателя, которому я загодя сообщил код.
За второй дверью — лес. Дремучий, первобытный, северный.
Холодный ветер пронизывает до костей, я ёжусь. Мой спутник к холоду совершенно
равнодушен. Может быть, у него более простой шлем — без кондиционера?
Бог знает…
Зарабатывает он не меньше моего, но, может быть, у него
огромная семья. Или Роман и впрямь алкоголик, проматывающий тысячи зелёных за
считанные недели?
За нашей спиной — маленький каменный домик, так выглядят
«Три поросёнка» с этой стороны. Идём по тропинке, помаленьку отхлёбывая из
бокалов.
— Тебе нравится перцовка? — мимоходом спрашиваю у оборотня.
— Да.
Сухо и без малейших комментариев. Хотел бы я знать, Роман,
кто ты на самом деле.
Но это невозможно. Виртуальность жестока к неосторожным.
Выходим к реке. Крутой обрыв, схваченный цепким покровом
низкого кустарника. Очень сильный ветер, я щурюсь. Небо затянуто тучами. Река
не то чтобы горная, но порожистая и быстрая. Вдали вьётся стая каких-то крупных
птиц — не знаю, каких именно, они никогда не подлетают близко. Над обрывом —
столик, на нём стоят бутылки джина, тоника и «Абсолют-пеппера». Ещё
никелированный термос, в нём, я знаю, глинтвейн. Вкусный, с корицей, ванилью,
мускатным орехом, перцем, кориандром. Рядом три плетёных стула. Садимся рядом,
смотрим на реку.
