— Звёзды слишком яркие.
— Нет. Здесь хорошо…
Она ложится рядом, и я сдвигаюсь на одеяле, чтобы нам
хватило места.
— Ты любишь небо? — спрашивает Вика.
— Да. Я люблю смотреть на звёзды. Только совершенно не знаю,
как они называются.
— А зачем им наши имена… — Вика касается моей руки. —
Смотри, упала звезда. Прямо над нами.
— Мы можем пойти и поискать её, — серьёзно говорю я. Вика
отвечает не сразу, и я с ужасом понимаю, что сейчас придётся вставать.
— Нет, — решает она. — Ты на ногах не держишься, Стрелок. Мы
её поищем утром. Звезда как раз остынет, и можно будет взять её в руки.
— Утром слишком светло, — замечаю я. — Лучше завтра вечером.
— Ты странный, — тихо говорит девушка. — Хорошо. Поищем
завтра.
— Ты находила когда-нибудь упавшую звезду?
Вика молчит, но я чувствую, что она качает головой.
— Виртуальность отняла у нас небо, — шепчу я.
— Ты тоже это понял?
— Конечно. Мир уходит в глубину. В отражение реальности.
Зачем летать к Луне или Марсу, если здесь уже доступны любые планеты? Пропал
азарт. Пропал интерес.
— Зато развиваются электронные технологии.
— Разве? «Восьмёрка» — это просто очень крутой «686»… — я
намеренно называю «пентиум-про» непринятым именем. — Ничего нового не родилось
за последние пять лет. Топчемся на месте.
Вика тихо смеётся.
— Господи… спор о развитии технологий… Леонид, ты ведь в
борделе.
— Знаю. Тебе неинтересно?
— Интересно. Я… я просто отвыкла от таких разговоров.
Она молчит, потом легонько касается моей щеки губами.
— Спи. У тебя язык заплетается, Лёня.
Не спорю. Мне не хочется с ней спорить.
Тем более, что она права.
Я закрываю глаза и засыпаю — мгновенно.
011
Мне снится сон. Мне часто снятся сны — за день сознание
выматывается так, что разгрузка просто необходима. А сны для того и приходят,
чтобы спасти нас от обилия впечатлений, досказать несказанное.
Обычно я не запоминаю снов. Лишь сумбурные остатки вертятся
в голове, так и не осознанные до конца. Но сейчас сон ярок и впечатывается в
сознание. Может быть потому, что я сплю в виртуальности.
Я стою на сцене, за тяжёлыми полотнищами занавесей. На сцене
— человек с гитарой, он неподвижен, словно скован невидимыми цепями. Он поёт,
но до меня не доносится слов. Между нами — глубина, ожившая, ставшая прозрачной
стеной. И я напрягаюсь, пытаясь шагнуть к нему, разбить стену и услышать слова.
Но глубина тяжела и упруга, словно резиновая плита. Меня отшвыривает обратно, я
падаю на колени, замираю, не в силах пошевелиться.
Певец поворачивает голову, смотрит на меня. Кажется, он
начинает петь громче. Но я всё равно не слышу. Я скован глубиной, спелёнут. Я
беспомощен.
Певец кивает и отворачивается. Я вдруг понимаю, что это и
есть Неудачник из «Лабиринта». Тот, кого я должен спасти… спасти, а не валяться
на коленях под незримой резиновой тяжестью.
Но сил всё равно нет.
С противоположного конца сцены, из-за занавеса, появляется
ещё один человек. Он в маскировочном комбинезоне, с винчестером в руках.
Усмехается, глядя на меня, поднимает оружие. Это Алекс.
«Нет!» — кричу я, но звук вязнет в глубине.
Алекс стреляет. Пуля пробивает гриф гитары, взвизгивают
струны, сворачиваясь упругими кольцами, барьер тишины лопается. Я вскакиваю,
тяжесть исчезла, и певец недоумённо смотрит на убитую гитару, Алекс передёргивает
затвор, а я уже бегу, прыгаю, сбиваю певца с ног, заслоняю собой.
— Я говорил, что сделаю тебя, — произносит Алекс.
Он стреляет, пуля входит мне в грудь, разрывает сердце,
проходит насквозь и пронзает певца. Его тело вздрагивает и становится мёртвым.
Это значит — всё. Значит — я не успел.
Я поднимаюсь, иду на Алекса. Сердце уже не бьётся в груди,
но что мне до того. Я дайвер. Единственный враг глубины, страж между мирами,
тот, кто должен был успеть. Я привык жить без сердца. Меня так просто не убьёшь.
Зал за спиной ревёт, аплодирует, свистит, топает ногами.
— Я сделал тебя, — говорит Алекс, опуская винчестер.
Из-за его спины выходит Вика. Протягивает вперёд руку — в
ладони жирный серый пепел.
— Я нашла ту звезду, — шепчет она. Разжимает ладонь.
Пепел, кружась, стекает на пол.
И тогда я умираю.
Проснувшись, я жадно глотаю воздух. Уже рассвело. Воздух
пьяняще свеж. Вика спит, прижавшись к моему плечу, зябко съёжившись.
Хороший сон мне приснился…
Как там в анекдоте про Фрейда… «Знаешь, доченька, бывают и
просто сны…»
А вообще-то, говорят, что спать в виртуальности — плохая
примета.
— Вика… — я трогаю её за плечо, она вздрагивает, но не
просыпается.
Встаю, укрываю её краем одеяла. Фонарь на траве потух,
догорел. Иду в домик.
Он маленький, там всего одна комната — роскошная спальня,
ванная, туалет и кухня. Достаю из холодильника сливки, сыр, паштет. Варю кофе
на маленькой плите, делаю бутерброды, складываю всё на маленький поднос, иду
обратно к Вике.
Она ещё спит.
Глубина-глубина, я не твой…
Что ж, неплохо отдохнул. Три часа дня.
Я сходил в ванную. Привёл себя в порядок, даже зубы
почистил, стянув шлем и зажав его под мышкой. Вернувшись в комнату, достал из
холодильника банку лимонада, йогурт, кусок колбасы. Дурацкий набор, но какая
разница, что я буду есть в реальности? Лишь бы набить желудок.
Та Вика, что на дисплее компьютера, тоже дремлет. Я
почувствовал лёгкий стыд, стыд перед программой, которой изменяю с человеком.
deep Ввод.
Глажу волосы Вики — почти настоящей Вики. Шепчу:
— Пора вставать…
Она просыпается. Недоумённо смотрит на меня, потом
улыбается.
— Спасибо.
— За что?
— Ну… я так здорово отдохнула. Нечасто получается…
— Я принёс завтрак, — говорю я.
— Это моя обязанность, — с деланным недовольством вздыхает
Вика. — Спасибо, Леонид.
