Пьём кофе, едим бутерброды. Где-то далеко в лесу звенит
птичий голос.
— Мне снился плохой сон, — сообщает Вика.
— Про сцену? — спрашиваю я, и сердце замирает, словно в него
вновь вонзается пуля.
— Нет. Словно я нашла упавшую звезду, а она уже догорела.
Дотла.
Сердце снова дрожит, отдаётся в висках, гулко и тоскливо.
Спать в виртуальности — дурная примета.
Какие связи протягивались между нами, уснувшими в глубине?
Беззвучный шёпот и сонные гримасы, напрягшиеся мускулы и качнувшиеся ресницы —
всё, всё переплавлялось в электронные импульсы и уносилось сквозь глубину.
Чтобы коснуться той, кто была рядом.
Такая же спящая.
Чтобы скользнуть в его сон.
Плохая примета — спать в глубине.
— Мы поищем её завтра, — говорю я. Вика иронически смотрит
на меня. Спрашивает:
— Ты что, племянник миллионера?
Пожимаю плечами.
— Я хочу снова тебя увидеть. Просто увидеть.
Она колеблется, прежде чем спросить:
— Скажи… я не привлекаю тебя?
— Сексуально?
Вика кивает.
— Привлекаешь.
— Тогда… почему?
— Это не должно быть так легко, — я тоже не сразу нахожу
силы закончить: — И не должно быть товаром.
— Лёня, ты сходишь с ума.
— Возможно.
— Ты же не знаешь, кто я. Это, — она вскидывает руки к лицу,
— маска. Грим. Я могу быть кем угодно.
Молчу. Ты права, права. Я не спорю.
— Я ведь могу быть старухой на самом деле, — беспощадно
говорит Вика. — Уродиной. Мужиком-извращенцем. Понимаешь?
Понимаю.
Про мужика, правда, сомнительно…
— Не глупи, Лёня. Не влюбляйся в мираж.
— Я просто хочу снова тебя увидеть.
Она решается.
— Зайдёшь в «Забавы» и попросишь позвать Вику. Без заказов.
Хорошо?
— А Мадам не рассердится?
— Нет.
— Ладно, — я касаюсь её руки. — Договорились.
Мы допиваем остатки кофе, доедаем бутерброды. Вика
поглядывает на меня, но молчит.
Пусть.
Внутри я ликую. Внутри я собран и деловит.
Я снова двадцатилетний юнец, ухаживающий за капризной
ровесницей.
Только в отличии от юнца мне не кружит голову мысль о
постели.
Мы, вместе, обмениваясь ничего не значащими фразами, выходим
из сада. Дверь стоит прямо в траве, напоминая сцену из какого-то старого
детского фильма. Вика открывает её, первая выходит в коридор борделя, я —
следом.
Тихо и тоскливо.
Посетители не увидят друг друга. Приходи сюда лечиться и
зайчонок, и лисица.
— Мне пора, — говорит Вика. — Сейчас сработает мой таймер.
Киваю. Что уж тут не понять, таймер — это святое.
— Спасибо.
— За что?
— За упавшую звезду.
Кажется, она хочет что-то сказать. Но видимо, её время и
впрямь было на исходе.
Вика тает в воздухе.
— До свидания, — шепчу я. Спускаюсь по лестнице. Охранник в
холле уже другой, я подмигиваю ему, не дожидаюсь ответа, иду к входной двери.
— Стрелок!
Оборачиваюсь.
Мадам стоит на верхней площадке, тяжело облокотившись на
перила.
— Мне кажется, вы зря пришли к нам, юноша.
— Может быть, — соглашаюсь я. — Но так уж получилось.
Мадам вздыхает и отворачивается. Пусть.
Сегодня мне не нужен «Дип-проводник». Я ещё помню маршрут
вчерашнего бегства, а выход из «Лабиринта» и входной портал — в пяти минутах
ходьбы друг от друга. Иду по привычно-вечерним улицам Диптауна, оглядываясь в
ожидании засады.
Но со вчерашнего дня то ли угас пыл преследователей, то ли
поистощились их кошельки.
— Я — Стрелок! — кричу я, входя в алый туман портала. На
меня оглядываются, и я смеюсь, вскидывая руки к пронзённой молниями арке. — Я —
Стрелок! Стрелок! Стрелок!
100
Сегодня я стал смертью, а смерть стала мной.
Так бывает.
Я иду по уровням «Лабиринта», почти не таясь, отстреливая
монстров и обходя других игроков. Игроки тоже меня обходят.
Кроме тех, кто был обижен ещё со вчерашнего дня, и тех, кто
издавна считает себя героем.
Их я убиваю.
Дважды убивали меня самого. Вначале я теряю всё оружие, и
меня отбрасывает к началу девятнадцатого, водного уровня. Это сработала целая
команда, человек двадцать, не представляю, какие серверы «Лабиринта» ухитряются
координировать действия такой толпы.
Я обижаюсь и убиваю их всех. Поочерёдно, отлавливая в
болотистых зарослях, затянувших городское водохранилище, ныряя и затаскивая под
воду — где мог продержаться куда дольше их, ибо выходил из виртуальности.
Последнему — если не ошибаюсь, это был Толик, я перерезаю горло
бритвенно-острым листом инопланетной осоки. Это что-то новенькое в программе
«Лабиринта» — возможность использовать подручные предметы.
Потом я собираю их снаряжение и иду дальше.
На двадцать четвёртом уровне — это мост, отделяющий
промышленные районы Сумеречного Города от жилой зоны, меня догоняет Алекс.
Я заканчиваю проходить мост — процедура, требующая скорее
чувства равновесия и крепких нервов, чем умения стрелять. К счастью, у меня
есть опробованный ещё на волосяном мосту «Аль-Кабара» способ.
Взрыв жахает передо мной, когда я спрыгиваю с последней
балки, нависшей над пропастью. На мосту расцветает огненная воронка, ударной
волной меня швыряет на бетонный парапет.
Алекс стоит у начала этапа. Когда я подношу к глазам
бинокль, найденный в главном тайнике на двадцатом уровне, то могу разглядеть
его подробно. Снаряжения у Алекса самый минимум — штуцер, гранатомёт и пара
аптечек.
— Стрелок! — кричит он, и машет рукой.
Зарядов у него ещё полным-полно, но он не стреляет. И я
тоже.
— Я сделаю тебя, парень! — кричит Алекс. — Слышишь? Ты труп!
