Прежде чем ответить, я ещё успеваю обрадоваться.
— Тридцать четыре.
— Никогда бы не подумала. Я тебе давала двадцать с
небольшим.
Не стоит говорить, что мои опасения были прямо
противоположными.
— Виртуальность лжива.
— Нет. Виртуальность — как лёд. Мы вмерзаем в неё раз и
навсегда. Нашу первую маску невозможно снять. Потом можно придумать сотни тел,
но то, первое, всегда будет заметно.
— Твоей первой маской была Мадам?
Вика берёт со стола сумочку, достаёт сигареты, закуривает:
— Да, Лёня. Мы получили грант на исследование сексуального
поведения людей в виртуальном пространстве. Западники были немножко на этом
повёрнуты… как-никак треть информации в сети касалась секса. Вот я и придумала
такой образ — уверенная, тёртая жизнью, всё повидавшая хозяйка борделя.
— Он получился, — признаю я.
Вика выдыхает дым и спрашивает с лёгкой иронией:
— Может быть, я такая и есть? В глубине души?
— А мне плевать.
Вру я, вру. Но Вика не спорит.
— Зуко тебя успокоил?
— Почти.
— Он хороший специалист. Ты можешь спокойно приводить своего
приятеля.
Смотрю на часы. Время ещё есть.
— Это не так просто, Вика. Тут важно угадать, и прийти за
ним вовремя.
— Смешной вы народ, хакеры, — бросает Вика. Мне тоже смешно.
Надо же! Меня посчитали крутым программистом.
— Ты позволишь у тебя поспать?
— Что?
— Поспать. Я почти сутки в глубине, а работать лучше со
свежей головой.
Вика — вот чудо — подходит к вопросу по-деловому.
— Тебя разбудить?
— Да, через два часа.
— Спи. Будь как дома. Я сама тебя разбужу.
Она треплет меня по голове — жест скорее подошёл бы Мадам,
но мне всё равно приятно. Кивает на постель и выходит в ту дверь, что ведёт в
костюмерную. Через минуту Мадам выйдет из своей комнаты и отправится командовать
девочками.
А я делаю не совсем корректный поступок. Достаю из кармана
куртки катушку с тонкой нитью. На конце нити — грузик.
Ветер за окном не утихает ни на минуту, нитку раскачивает,
но я всё-таки вытравливаю её до конца. Когда грузик касается склона, смотрю на
нить: каждый метр её отмечен полоской красной краски.
Семь с половиной метров. Простыни тут не помогут. Ну ничего,
в борделе наверняка есть верёвки, хотя бы в тех комнатах, что предназначены для
садомазохистов.
Выкидываю катушку за окно. Мне чуть-чуть неловко, но я
утешаюсь тем, что Вика наверняка разрешила бы этот маленький эксперимент.
Она ведь сказала — «будь как дома»…
Я плюхаюсь на узкую кровать, прямо на покрывало. Закрываю
глаза. Но перед тем, как позволить себе уснуть, всё-таки выхожу из
виртуальности и приказываю «Виндоус-Хоум» разбудить меня через два часа.
Сон приходит почти мгновенно. Я почему-то надеюсь, что снова
увижу что-то сюжетное и пророческое — как в прошлый раз, когда Алекс расстрелял
Неудачника. Но мне снится полный сумбур.
Радуга, сияющая над Диптауном. Ослепительные всполохи,
похожие на дип-программу. Только эта радуга сложена из уступов, это библейская
лестница, уходящая в небо. Я иду по ней, словно Компьютерный Маг в своих
крылатых шлёпанцах. Цвета, оказывается, имеют разную плотность — я проваливаюсь
в фиолетовых и синих слоях, слегка опираюсь на зелёные и твёрдо ступаю по
жёлтым. Город подо мной ярок и наряден, я вижу его сквозь цветной туман.
Во сне я даже знаю, почему иду в небо. Где-то там, наверху,
хрустальный купол глубины, разделивший мир пополам. Я должен разбить его — или
оружием Маньяка, или голыми руками, как получится. Хрусталь треснет и прольётся
на город — ослепительным звёздным дождём. Ведь звёзды — они из хрусталя, это не
подлежит сомнению. Из колкого хрусталя, отражающего свет наших глаз.
И что-то случится. Может быть звёзды сожгут нас. Может быть
— успеют остыть, и упадут в подставленные ладони. Не знаю, чего именно я хочу.
Главное — не ошибиться и ударить вовремя. Оно уже
определено, то время, когда я смогу превратить барьер в миллионы хрустальных
звёзд. Оно почти пришло, время…
— Время… Леонид, время…
Открываю глаза под шёпот «Виндоус-Хоум». Проходит пара
секунд, прежде чем я осознаю, где нахожусь.
А ещё через мгновение входит Вика.
— Ты проснулся?
Киваю, сажусь на смятой постели, тру лоб. Голова тяжёлая.
Надо было или дольше спать, или вообще не ложиться.
— Я сварю кофе, — говорит Вика.
Привалившись к деревянной стене, наблюдаю за Викой. Она
достаёт из чёрного, не от грязи — от старости, буфета полотняный мешочек с
кофе. Мелет зёрна на маленькой ручной кофемолке из надраенной до блеска меди.
Умело разжигает очаг.
Пахнет сухими сосновыми дровами, закипающим кофе и какой-то
абстрактной, немедицинской чистотой… то ли воды в горном ручье, то ли горячего
песка под солнцем.
Хорошо.
Я могу прошептать свою считалочку и выйти в реальность.
Сварить настоящий кофе и даже сдобрить его остатками
коньяка. Умыться холодной водой.
Будь я проклят, если так поступлю.
Это здесь всё настоящее — чистый воздух, живая вода,
кофейная гуща на дне чашки, заботливый взгляд Вики. Снаружи — заброшенная
пыльная комната, сырость, гнилая вода из крана.
…Что-то часто стало накатывать на меня это самоубийственное
желание — стать таким, как все…
— Коньяк? — спрашивает Вика. Наливает мне маленькую рюмочку
«Ахтамара».
— У меня есть ещё минут пять, — говорю я. — Потом… пора.
— Ты вернёшься не один?
— Надеюсь.
— Возьми своего друга за руку, когда будешь входить. Тогда
для него тоже сделают привилегированный статус. Я попрошу Мага.
— Спасибо.
— Мадам поблагодаришь. От неё всё зависит.
— С Мадам мы друзья, она позволит, — улыбаюсь я.
Я успеваю выпить две чашки кофе и две рюмки коньяка, прежде
чем моё время и впрямь кончается.
Пора.
Вика начинает прибирать в комнате, когда я выхожу. Я
невольно вспоминаю про суррогат-семьи, которые в последнее время стали
появляться всё чаще и чаще. Все эти живущие в разных городах парочки, снимающие
в Диптауне общие квартиры. Говорят, они очень любят возиться по хозяйству,
пылесосить и стирать — словно имитация быта сделает их союз настоящим.
