Я верю ей, как верят все мужчины от начала времён.
В этом мире лишь наша вера становится правдой.
111
Вика готовит кофе, и даже Неудачник оживляется. Мы садимся
за стол, свежие сливки налиты в маленький кувшинчик, в сахарнице горка белого
песка, полная бутылка «Ахтамара» ждёт свой очереди. Впрочем, коньяк Вика
разливает по бокалам сразу.
— За твой успех, Лёня, — говорит она.
— Такие успехи недорого стоят, — отвечаю я.
— Почему?
— Общесетевой розыск.
— И что с того?
— Мне придётся уйти. Этот образ засвечен, а Стрелка здесь
видели.
— Кто? — Вика словно не понимает всей сложности положения. —
Мои девочки?
— Хотя бы.
— Они никому не скажут. Или ты думаешь, что виртуальные
проститутки сочувствуют сильным мира сего? Знаешь, мы всех их видели без
штанов… директоров корпораций и президентов фирм. Люди, которым нравится
стегать женщину плетью перед тем, как лечь в постель, сочувствия не вызывают.
— Ты говоришь так, словно они все извращенцы.
— Нет, конечно, — Вика улыбается. — Но запоминаются именно
такие гости. Ни одна из наших девчонок не настучит на Стрелка. Тем более, что
ты не устраивал оргий и не брезговал сидеть с нами рядом.
— Точно?
— Лёня, весь наш персонал из России, Украины, Белоруссии,
Казахстана. Как ты думаешь, в этих странах развита любовь к правительству и
крупному бизнесу?
— Таких извращений не замечал.
— О том и речь. За твой успех.
Мы пьём коньяк, Неудачник тоже присоединяется к нам. Его
лицо невозмутимо, словно он пригубил чая.
— А Кепочка? — вспоминаю я. — Уж он-то меня запомнил!
— Не та порода. Ярко выраженный асоциал… стучать на тебя он
не станет.
— Мне он показался способным на многое.
Вика барабанит пальцами по столу.
— Лёня… Кепочка всегда берёт красный альбом. Это особая
группа, в которой разрешено всё. Не просто цепи, плети и мелкие радости
садистов, а любые зверства. Убийства, расчленение тела… можно не продолжать?
— Сделай милость.
— Так вот, Кепочка этим не занимается. Он приходит к нам
общаться… разговаривать.
— И этим достал всех сотрудниц?
— Лёня, когда солидный дяденька заказывает красный альбом,
приводит девушку в подземелье, и с криком «Я — вампир!» кусает её в горло, это
противно, гнусно, но понятно. Это просто болезнь. Когда ничем не примечательный
юноша садится перед девчонкой и начинает говорить с ней по душам… когда он
тратит деньги на то, чтобы за час-другой доказать ей, что она сволочь и грязная
тварь, недостойная жить на Земле… Это страшнее, поверь.
— Почему? — неожиданно вступает в разговор Неудачник.
— Потому, что это проклятье. Право судить и право властвовать.
Право на истину. Легко разобраться с дураком или зверем. Гораздо труднее с тем,
кто считает себя сверхчеловеком. Умным, чистым и непорочным. Генералы,
борющиеся за мир, правители, громящие коррупцию, извращенцы, осуждающие
порнографию — господи, мало ли их мы видели? Может, проклятие такое висит над
людьми? Когда обещают порядок, жди хаоса, когда защищают жизнь, приходит
смерть, когда защищают мораль — люди превращаются в зверей. Стоит только
сказать — я выше, я чище, я лучше, и приходит расплата. Только те, кто не
обещают чудес и не становятся на пьедестал, приносят в мир добро.
Я чувствую, что они сцепились всерьёз. Торопливо встреваю:
— Стоп! Вика, давай без диспутов о добре и зле! Так можно
объявить праведниками убийц и воров!
— Ты и сам вор, — замечает Вика.
— Я помогаю распространять информацию.
— А карманник учит людей бдительности. Только нужен ли этот
урок многодетной мамаше, у которой спёрли кошелёк с зарплатой?
У меня есть миллион возражений. Я могу объяснить, что в
работе дайвера кража чужих файлов не основное. Хакер, не входя в виртуальность,
сможет сделать это с большим успехом. И есть разница между кражей и
копированием информации — я не оставляю за собой пустых компьютеров. Какая
разница для человечества, кто первым выпустит новый сорт шампуня или лекарства
от простуды?
Но я не хочу спорить с Викой.
— Извини, — она касается моей руки. — Я не права.
— Почему же. Всыпала по заслугам…
— Извини… Понимаешь, Неудачник, мы упали в мир чистой
информации. Мир вседозволенности. Можно воевать, распутничать, хулиганить. Не
готовы законы, а самое главное — не готова человеческая психика. Наказаний в
глубине практически нет — даже если тебя экскоммуницируют из сети, ты вправе
войти под другим именем. Можно нарваться на неприятности, воруя информацию, но
и здесь сдерживающие нормы мизерны. Попробуй, докажи двенадцати присяжным, что
именно мистер Джон Смит спёр новую игрушку с сервера «Микропроза», передал её
Ване Петрову, а тот с помощью Ван Хо пиратски выпустил её в продажу. Мир
недоказуемых преступлений и ненастоящих смертей. Только боль в душе остаётся
настоящей — но кто измерит эту боль, что скользнула по проводам и сжала твоё
сердце? У нас не осталось ничего, кроме морали. Смешной, ветхой морали. И
оказалось, что быть негодяем или праведником куда удобнее, чем человеком…
просто человеком, настоящим человеком.
— А что такое — человек? — говорит Неудачник. — Просто
человек, настоящий человек?
— Я бы тебе объяснил, — отвечаю я. — Если бы был Богом.
Кончайте, а?
— Но мне действительно интересно, — Неудачник по-прежнему
говорит спокойным, даже равнодушным голосом, но в глазах его огонёк азарта.
— Ты — человек.
— Почему?
Действительно, почему? Ведь я был готов считать его лишь
хитрой программой. Я теряюсь, но Вика тоже смотрит на меня, ждёт ответа, и я
говорю:
— Не знаю. Ты не стрелял по людям в «Лабиринте», спасал
несуществующего ребёнка. Но ведь это самая абсолютная глупость… Ты цитируешь
Кэрролла в подлиннике, но ведь человек — это не вызубренный запас знаний… Ты
третьи сутки в глубине, и ничего, держишься…
Вика удивлённо смотрит на Неудачника.
— И как ты вошёл в виртуальность, непонятно… только ведь это
не показатель человека, а совсем наоборот…
Он терпеливо ждёт.
— Знаешь, это, наверное — в нас, — говорю я неожиданно для
самого себя. — Для меня ты человек… потому что я хотел бы быть твоим другом.
