01
Мы останавливаемся, лишь когда солнце исчезает в частоколе
гор и гаснет оранжевый отсвет туч. Пройти удалось километров десять, и это
очень, очень много. А ночью по горам бродят лишь самоубийцы.
Последние четверть часа мы тратим на сбор валежника. К
счастью, его много, мы на границе леса и альпийских лугов. На пару с
Неудачником я притаскиваю поваленную ветром сосенку, царапая руки, обдираю с
неё мелкие ветки и складываю шалашиком.
— Хватит, мальчики, — решает Вика. Закуривает и быстро,
умело запаливает костерок.
Ужин символический — малиновое варенье и сухое печенье.
Неудачнику всё поровну — он жуёт с аппетитом электрической мясорубки. Мне кусок
в горло не лезет. Хочется шмат жареного мяса с острым соусом и зелёным
горошком, пару бутылок холодного пива. И ведь всё это рядом! Стоит выйти из
глубины, войти заново, заехать в «Старого Хакера» или «Трёх Поросят»…
Мы с Викой, не сговариваясь, переглядываемся.
Не знаю, о свинине с пивом она мечтает, или о форели с белым
вином. Но уж точно не о печенье с вареньем. Не годимся мы с ней ни в Карлсоны,
ни в Мальчиши-Плохиши.
— Неудачник, вкусно? — интересуется Вика.
— Угу.
— А что ты обычно ешь?
— Всякую гадость.
Её терпение иссякает разом.
— Парень, послушай меня…
Неудачник отдёргивает руку от печенья и вопросительно
смотрит на Вику. Мы с ней по одну сторону костра, он по другую. Противостояние.
— У нас есть проблема, — начинает Вика. — И эта проблема —
ты. Возможно, ты не совсем понимаешь возникшую ситуацию… что ж, я попробую её
конкретизировать. Если я где-то ошибусь, поправь, ладно?
Неудачник кивает. Самое главное, когда давишь на человека,
предоставить ему возможность возражать. Якобы предоставить…
— Ты оказался в «Лабиринте» и не мог самостоятельно выйти.
Так? Леонид потратил уйму времени и денег, чтобы вытащить тебя. И сделал это.
Так?
Не совсем так — ведь «Лабиринт» поначалу оплачивал мою
работу… Но я молчу, а Неудачник послушно кивает.
— Лёня спас тебя, привёл ко мне. Его ожидала награда, очень
большая, если бы он сдал тебя, но он не стал этого делать. В результате он
объявлен преступником, его ищут по всей сети. Так? Потом моё заведение было
полностью разрушено в попытке схватить тебя. Восстановить программы несложно,
но вот репутацию свою «Забавы» потеряли навсегда. Придётся всё начинать
сначала.
— Мне очень жаль… — тихо говорит Неудачник. — Я… я не
собирался доставлять вам такие проблемы…
— Подожди. Сейчас мы по-прежнему в бегах. Если до тебя ещё не
дошло, то объясню — из этого пространства невозможно выйти обычными методами.
Может быть, выходы и существуют. Но найдём ли мы их в ближайшие годы —
неизвестно. Мы с Лёней — дайверы. В любой момент способны уйти отсюда. Но
вернуться уже не сможем, и ты останешься в одиночестве. Наверное, навсегда. Вот
такая ситуация… с морально-этической точки зрения.
— Мне очень жаль, — повторяет Неудачник.
— Теперь поговорим о тебе? Ты, как-никак, причина всех
вышеизложенных событий.
Неудачник ёжится, но молчит.
— Ты либо человек, либо порождение компьютерного разума. Но
второе очень уж сомнительно. Если ты человек, то, вероятно, способен
самостоятельно выходить и входить в глубину. Как дайверы, даже круче. Так?
Иначе не был бы таким свеженьким на четвёртые сутки в виртуальности. Ты можешь
возразить?
Тишина.
— Парень, я допускаю такую возможность, — говорит Вика. — В
конце-концов, полтора кило мозгов — куда большая загадка, чем грамм кремния в
микросхеме. Я могу представить человека, который смог войти в виртуальность, не
пользуясь шлемами, модемами, дип-программой… И даже представляю его восторг…
некоторый шок от такого события. Почему бы не подурачить голову окружающим, не
окружить себя таинственностью? Всё вполне объяснимо… Но пойми, теперь ты уже не
шутишь — заставляешь страдать нас. С каждой минутой усложняешь разрешение
конфликта. Пойми, мы не можем постоянно с тобой возиться!
— Я… я устал… просто устал… — Неудачник смотрит на меня,
словно ожидая поддержки.
Нет уж.
— И последнее — как можно разрешить ситуацию, — чеканит
Вика. — Продолжать в том же духе — нелепо. Затягивание конфликта ни к чему
хорошему нас не приведёт. Если ты не хочешь раскрываться, не доверяешь нам, или
не хочешь портить такую красивую легенду — скажи, и мы уйдём. Будут потом
чайники слагать сказки о потерявшемся в глубине… Если считаешь, что мы
заслуживаем доверия, то объясни, кто ты такой, и зачем всё затеял. Два выхода —
не так уж и мало.
Она замолкает, я тихонько беру и пожимаю её ладонь. Мне
никогда не хватает твёрдости доводить ситуацию до такой ясности, до положения
«или-или».
— Я… — Неудачник замолкает, глядит на огонь. Потрескивает
валежник, прыгают в тёмное небо искры. — Я виноват. Я устал, устал от тишины…
Не надо было мне так поступать…
— О чём ты? — спрашивает Вика. Слишком резко, наверное. Но
Неудачник сейчас растерян и деморализован.
— Слишком тихо… — бормочет он. — Этого заранее не поймёшь,
никогда. Звуки стали мёртвыми, краски выцвели. Секунды — как века. Миллиарды
веков. Меня предупреждали, но я не верил.
Он глотает воздух — и тянет руку к огню. Пламя касается его
пальцев.
— Ничего, ни боли, ни радости. Великая тишина. Повсюду.
Вечное Ничто. А у Ничто нет границ. Я… не удержался.
Его рука нежно ласкает пламя.
— Я не могу вам ничего объяснить. Уходите.
Смотрю на Вику — сейчас она ему выдаст по первое число. Но в
глазах Вики — лишь отблеск огня, чёрная ночь и красное пламя. Её коснулась
Тишина, о которой говорит Неудачник. Как и меня, в первый раз.
Встаю, оттаскиваю Неудачника от костра. Самовнушение — штука
мощная. Обжёгся в глубине, жди настоящих волдырей на коже. Заставляю его
присесть над ручейком и опустить руку в холодную воду.
— Значит, так, — решаю я. — Сейчас будем спать. Просто
спать, и не морочить друг другу голову. Мы с Викой вынырнем, нам надо поесть по
нормальному. А ты… как знаешь. Утром решишь, чего ты в конце концов хочешь.
Неудачник молчит, полощет ладонь в воде.
Я иду к Вике. Она уже в норме, но её напор куда-то
улетучился.
— Ты податлива к гипнозу? — интересуюсь я. Вика
пренебрежительно хмыкает. Вопрос риторический, среди дайверов гипнабельных нет.
Раз уж мы преодолеваем дурман дип-программы, то словами нас не проймёшь. — Вот
то-то и оно, — говорю я. — Валять дурака мы все умеем. А вот как насчёт того,
чтобы окунуть собеседника в тишину?