И тут в небе рождается звук.
Я снова переворачиваюсь на спину, вглядываюсь в чёрный
хрусталь. А он дал трещину — голубую полосу через весь небосклон.
Ослепительную, прямую стрелу, мчащуюся вниз.
— Что это, Лёня?
Вика уже сидит, откидывая с лица пряди волос. Когда она
проснулась?
Или когда я уснул?
Что вокруг — сон или явь?
— Метеорит, — отвечаю я Вике.
Голубая стрела всё ниже, тонкая поющая трель — шлейф её,
сгусток пламени на конце — остриё.
— Это падает звезда, — очень серьёзно говорит Вика, и я
понимаю, что всё-таки сплю.
А Неудачник не шевелится.
Трещина прочерчивает небосклон до конца и вонзается в землю.
Голубая полоса гаснет — небо умеет лечить свои раны. Лишь там, где звезда
коснулась гор, пылает бледный огонь.
— Ты обещал, что мы найдём звезду, — говорит Вика.
Во сне всё просто. Я встаю, протягиваю ей руку. Мы
перешагиваем через Неудачника и начинаем спускаться по склону. Всё неправильно,
к звёздам идут вверх, но со снами не спорят.
Голубое пламя сверкает в траве, не сжигая и не отбрасывая
теней. Звезда упала в ложбину между двумя холмами. Чуть дальше — нагромождение
скал, совершенно неуместное здесь, словно вырванное из другого мира. Это
почему-то очень важно, но сейчас мы смотрим лишь на звезду.
Чистое пламя, пушистый огненный шарик, маленький — его можно
спрятать в ладонях.
Я протягиваю руки, касаюсь звезды и чувствую тепло. Нежное,
словно подставил ладони весеннему солнцу.
— Теперь я знаю, что такое звёзды, — говорит Вика. — Это
осколки дневного неба.
Порываюсь поднять звезду, но Вика останавливает меня.
— Не надо. Она и так устала.
— От чего?
— От одиночества, от тишины…
— Но теперь мы рядом.
— Пока ещё нет. Мы прошли свой путь, но это лишь половина
дороги. Дай ей поверить в нас.
Я пожимаю плечами, я не умею спорить с Викой. Хочу
улыбнуться ей — но Вики уже нет рядом. Остался только голос.
— Лёня, проснись!
Что за глупости, зачем…
— Лёня, Неудачник исчез!
Открываю глаза.
Утро.
Розовый свет с востока.
Испуганное лицо Вики.
Неудачника нет у костра. Сон — великий обманщик.
— Чёрт! — ругаюсь я, вскакивая. — Когда он ушёл?
Вика поправляет волосы, таким же жестом, как и во сне.
— Не знаю, Лёня. Я только что проснулась, а его уже не было.
— Вот и ответ, — шепчу я, озираясь. — Вот и ответ…
Неудачник убежал. Смылся из глубины. Значит — всё впустую?
Нет, не всё. Из-за него я встретил Вику.
— Он познакомил нас, — повторяет она мои мысли. — Хоть за
это спасибо.
Я обнимаю её, утыкаюсь лицом в волосы. Мы стоим так долго,
рассвет разгорается вокруг, снежная шапка горного исполина сверкает, распарывая
небо. Здесь нет птиц, наверное Вика забыла их сделать. Но горы оживают и без
них, наполняются шорохами ветра, шелестом листьев и трав.
— Я сделаю для этих гор птиц, — шепчу я. — Если всё-таки
удастся отстроить твою хижину…
— Не хочу менять горы, они свободны! — сразу противится
Вика.
— Птицы тоже свободны. Я их просто выпущу в окно. И скажу:
«Плодитесь и размножайтесь!»
Вика тихо смеётся.
— Ладно. Попробуй.
— А чего тут пробовать? — храбрюсь я. — Несложная программа…
проштудирую Брема, составлю алгоритм поведения. Вначале нарисую всяких зябликов
и воробьёв, потом — коршунов. Биогеоценоз… точно? Забыл, по-моему, в пятом
классе нас этому учили, на уроках природоведения.
— Биолог. Может ещё и тапочки Зукины на волю отпустишь?
Лёня, давай сейчас вынырнем. И сходим в какой-нибудь ресторан. Ты был на
«Розовом Атолле»?
— Нет.
— Красивое место. Шульц и Брандт рисовали. Я приглашаю.
— Ладно. Только вначале поищем…
Вика отрывается от меня, резко спрашивает:
— Кого?
— Неудачника.
— Да он вышел из глубины, как ты не понимаешь!
— Понимаю. Но, всё-таки, давай поищем? Может, он отошёл
сделать пи-пи и свалился в пропасть?
— Так ему и надо… — бормочет Вика, уже соглашаясь.
Вначале мы проходим вдоль кромки ближайшего обрыва,
вглядываясь вниз. Потом Вика обшаривает долину по левую сторону от ручья, а я —
по правую. Взгляд невольно тянется вниз, в ложбину, где во сне я нашёл звезду.
Там и вправду видны какие-то скалы.
Но дело прежде всего. Надо убедиться, что Неудачника с нами
больше нет.
Я даже поднимаюсь немного вверх, по нашим следам. Это уже
так, для полной очистки совести.
И в маленькой расщелине, через которую мы легко перепрыгнули
при свете догорающего дня, нахожу Неудачника.
Я молча стою над расщелиной, глядя на Неудачника с
трёхметрового уступа. Минуты две проходит, прежде чем он убеждается, что я его
заметил, и поднимает голову.
— Доброе утро, Стрелок.
Молчу. Даже на злость сил не осталось.
— В темноте очень плохо видно, — изрекает Неудачник
поразительную по гениальности и свежести мысль.
Падать было не так, чтобы высоко, но ему не повезло. Даже
сверху я вижу, что его правая нога распухла, и Неудачник сидит, стараясь не
дотрагиваться до неё.
Достаю из-за пояса тапочки, надеваю, и спускаюсь вниз.
— Извини, — говорит Неудачник, когда я беру его на руки и
выбираюсь из расщелины.
— Зачем? — только и спрашиваю я.
— Чтобы вы не колебались. Я всё равно ничего не могу
объяснить.
— Ты дурак. Ночью по горам ходят лишь самоубийцы… или Чёрный
Альпинист.
— Я никогда не был в горах. А кто такой Чёрный Альпинист?
Спускаться к привалу довольно далеко. Я успеваю рассказать байку
про Чёрного Альпиниста и про ту компанию, которая таскала в горы бальные платья
и смокинги. Потом несколько реальных историй.
К Вике мы подходим, когда весь мой запас горных легенд
истощается. Под её ледяным взглядом я опускаю Неудачника на раскиданный у
костра лапник и говорю:
