Намек на мои техасско-расистские наклонности принят, а упоминание о сроке пребывания головы в часах, вовсю разжигает тлевший в моей башке фитилек воспоминаний о деле «Вурдалаки». Там уже полыхает пожар, и виной тому голова отца призрака коммунизма в маятнике! Я выкладываю еще одну стофранковую купюру, которая, так же как и первая, мгновенно исчезает под прилавком, и иду ва-банк:
— Неужели за десять лет вы не сумели заказать себе еще одни часы с кукольной головкой?! Верится с трудом! — тоном матерого провокатора говорю я, а по спине в три ручья хлещет горячий пот.
— Это настоящие головы, мсье. Головы живших в недалеком прошлом людей. Поэтому-то они стоят очень дорого…
Внутреннее напряжение достигло апогея, но я с напускным спокойствием выслушиваю целую лекцию о подготовке головок к предпродажной экспозиции. Разумеется, при каждой многозначительной паузе визави я проворно выбрасываю на прилавок очередную купюру. Из тех, что получены на сдачу. Фантастика — я волей случая оказался на правильном пути! Плохо одно: это должно было произойти еще десять лет назад, во время работы над делом «Вурдалаки».
Сразу оговорюсь: мумифицирование человеческих голов имеет мало общего с работой специалистов, колдующих над телом Вождя в Мавзолее, хотя в обоих случаях это очень долгий процесс, включающий в себя множество трудоемких операций. А в случае с головами еще и смертельный риск, потому что в Мавзолее изначально обрабатывают мертвое тело, а головы накануне процесса мумификации должны быть непременно живыми. В отсеченной голове просверливается маленькое отверстие, через которое внутрь запускается особый вид муравьев, пожирающих мозг. Чтобы эти прожорливые твари не добрались до кожного покрова и мягких тканей головы, в ноздри и уши вставляются специальные пробочки. Когда муравьи вычистят полость черепа, туда впрыскивают консервант, который обычно используется в моргах, чтобы воспрепятствовать процессу разложения.
— А-а, формалин! — в моем голосе сплошное разочарование.
— Не совсем, мсье! В него добавляется еще целый букет трав, известных только одному человеку — магу, который и руководит всем процессом. Затем полуфабрикат — да-да, человек из-за прилавка так и сказал: полуфабрикат! — некоторое время, пока не размягчатся кости черепа, выдерживается в специальном растворе. При этом одновременно происходит стягивание, уменьшение всей кожной и даже костной (!) структуры. Как только кости черепа станут мягкими, наступает самый ответственный момент всего технологического процесса: необходимо удержать их от сплющивания, сделать так, чтобы они, скукожившись и значительно потеряв в объеме, сохранили форму головы. За это отвечает человек, посвященный в тайны всего процесса мумифицирования. Это — тот самый маг. Он, ко всему прочему, обладает экстрасенсорными способностями. Накладывая руки на размягченные головки, он направляет на них поток своих биоволн и флюидов. Манипуляция, которую невозможно выполнить с помощью лазеров и компьютеров.
По утверждению торговца, все маги-искусники — экстрасенсы с самым сильным в мире биополем. Маг будет прикладывать руки к головке до тех пор, пока она достаточно не затвердеет. Затем он осторожно будет прогревать ее на пламени, втирать мази из экстракта алоэ и африканской ивы и долго сушить, пока она не превратится в такую изящную, почти кукольную головку, подобную тем, что я сейчас наблюдаю. В последующем головке предстоит постоянно находиться в жидкости-бальзаме, в состав которой входит несколько ингредиентов. Каждый из них в отдельности известен только одному человеку. Но рецепт всей смеси знает только маг. Искусство выделывания головок, именуемом на одном африканском диалекте «нга-нгоро», передается по наследству от отца к сыну. Им владеют только в одном племени Центральной Африки.
— Но всего этого, мсье, можно достичь лишь при одном условии…
За этим следует многозначительная пауза и лукавый взгляд моего собеседника, устремленный прямо мне в зрачки.
Я — парень понятливый. Сую руку в карман. О, ужас! — сдача иссякла. Делать нечего. Вынимаю «куклу» и решительно выдергиваю второй «стольник». Знал бы московский «Карл Маркс» во что обходится мне его борода! Впрочем, я на собственном опыте убедился в правоте лозунга Генриха IV: «Париж стоит мессы!» Потраченная мною сумма — ничто в сравнении с той информацией, которой я теперь располагаю! Стодолларовая банкнота присоединяется к компании своих французских подружек, а торгаш, хитро подмигнув, раскалывается окончательно:
— Головы станут тем, что вы, мсье, имеете честь лицезреть, лишь в том случае, если будут отняты у живого человека. Тогда кости черепа легко поддаются усадке и обработке, их даже можно слегка уменьшить в объеме, чтобы конечный товарный продукт выглядел кукольной головкой…
Человек за прилавком внимательно наблюдает за мной, за эффектом, который должна произвести на меня его откровенность. Я парирую, не моргнув глазом:
— То есть вы хотите сказать, что прежде, чем приступить к мумификации, надо произвести декапитацию не покойника, но живого и вполне здравствующего человека?
— Именно так, мсье! — в голосе торгаша неподдельная радость.
Чему он радуется? Что я так быстро научаем и так спокойно реагирую на его признание или тому, что я не помчался звонить в полицию?
— А как насчет морали, нравственности? — упавшим голосом спрашиваю я.
— Видите ли, мсье, — с видом штатного лектора вещает торгаш, — я прожил долгую жизнь и разбираюсь в людях. Вы — не ханжа, это видно по вашему отношению к деньгам… Будем откровенны до конца. В нашем мире так много людей, которые либо не могут, либо не хотят зарабатывать себе на хлеб. Они — никчемные наросты на теле планеты, которые необходимо удалять. Вместе с тем немало таких, кто, невзирая на цену, готовы приобрести уникальный экзотический сувенир… Как вы, например. Наше дело — удовлетворить спрос, а он довольно высок. Разве аморально приносить пользу, идя навстречу пожеланиям людей, удовлетворять их потребности? Именно это мы и делаем! Надо сказать, мы преуспели — никто не в силах с нами конкурировать. Мы владеем монополией на изготовление и продажу мумифицированных человеческих голов!
Теоретическое обоснование убийств изложено жадным до наживы торгашом и усвоено мной, теперь — вперед, к практической стороне дела.
— И кто же эти добровольцы, что кладут свои головы на алтарь вашего процветающего бизнеса? Если не ошибаюсь, вы находите их на всех континентах: у вас выставлены на продажу головы негроидов, монголоидов, европеоидов, наконец!
— Вы правы в одном, мсье, они на всех континентах… Но они — не добровольцы. Они — дичь, за которой надо охотиться. А это дорого обходится охотнику, потому так высоки цены…
— И кто же этот охотник?! — вырвалось у меня.
— Вам повезло — мсье Поль Мламбо Нгкука идет сюда…
При упоминании имени я невольно вздрагиваю и вспоминаю свой сейф, который буквально ломился от фотографий и видеозаписей обо всех передвижениях этого господина по Москве. Обернувшись, я вижу сквозь витринное стекло, как к нам приближается живописная пара. Негр огромного роста с квадратной челюстью и взглядом случайно выжившего динозавра ведет на поводке чинно ступающего питбультерьера. Размеренная и уверенная поступь двух зверей, знающих себе цену…
