Черкашин возразил: «Делайте так, как скажем мы».
На что Хансен ответил: «Нет, это Выбудете делать то, что скажу вам Я!»
На практике же связь осуществлялась так.
Сотрудники резидентуры находили места для закладки тайников, а Хансен одобрял их или отвергал. Первый тайник для Хансена был заложен на противоположной стороне улицы, где находился его дом. Остальные закладки делались на расстоянии нескольких километров от него.
Обычно Хансен сначала ставил сигнал, затем закладывал тайник. Кто-то из сотрудников резидентуры фиксировал сигнал, вынимал вложение, оставляя для агента новую закладку, и уезжал — все делалось «в одно касание». Хансен возвращался, зачищал тайник, ставил об этом сигнал и этим заканчивал свой этап операции.
Таким образом, для резидентуры операция состояла из одного этапа, тогда как Хансену приходилось преодолевать от четырех до пяти: прочитать сигнал, заложить тайник, изъять вложение, уехать, затем на следующий день приехать и проверить сигнал о выемке вложения.
Действительно, такая организация работы минимизирует риск для сотрудников резидентуры и делает его максимальным для агента. Никто в мировой разведывательной практике до этого так не работал. Такой способ работы придумал Хансен. А уж он-то, как никто другой, знал, как тщательно фиксируется каждый шаг советских разведчиков, в то время как сам он был бесконтролен и свободен в своих передвижениях.
Таким образом, с высоты накопленного опыта в работе с Хансеном сегодня можно уверенно утверждать: предложенный им способ общения через тайники являлся оптимальным для обеих сторон.
Черкашину, однако, показалось, что новобранец исходит только из личного опыта, в то время как у КГБ — богатые традиции! Поэтому в своем письме Хансену он попытался выяснить, как далеко можно пойти в плане навязывания ему своих условий и правил работы с ним. И хотя подобранное Хансеном место тайниковой операции не вызывало возражений, тем не менее для резидентуры оно было новым и неизученным.
В связи с этим Хансену были предложены несколько других мест, которые находились в резерве у резидентуры, ею самой подбирались, а их особенности были хорошо известны сотрудникам.
Кроме того, Черкашин высказался за использование более сложной системы обмена сообщениями, включая применение технических средств, в частности, так называемых «импульсных радиопередатчиков», позволяющих «выстреливать» сигналы короткими и мощными «залпами», которые практически невозможно запеленговать.
В московском Центре внимательно следили за препирательствами сторон. Там о Хансене уже начало складываться ошибочное мнение, что он хочет вести себя, как породистый английский аристократ, свысока взирающий на вульгарно пахнущих деньгами купчиков из советской разведки.
Компромисс был достигнут благодаря выдержке и гибкости Черкашина. Полковник интуитивно почувствовал, что лучший способ обеспечения безопасности потенциального агента состоит в том, чтобы согласиться со всем, что он предлагает. Если он хочет сам определять правила и способы работы с ним, резидентура не будет тому препятствовать. Ее будет интересовать самое главное — получение от него ценной разведывательной информации.
Оставалась нерешенной денежная сторона дела. За свои услуги «Источник» запрашивал 100 000 долларов, что для первого раза было очень большой суммой. Да, он передал первоклассную разведывательную информацию, но в КГБ уже были известны и успешно разрабатывались те шпионы, которых он выдал. И еще одно: рано или поздно — лучше рано — нужно было установить пределы навязывания резидентуре его условий. Как раз запрашиваемая им сумма и была поводом сделать это безотлагательны.
По согласованию с Центром остановились на половине суммы, в которую оценил свои услуги «Источник». Резидентура сделала тайниковую закладку, агент успешно ее изъял, о чем и поведал в отправленном 8 ноября 1985 года на адрес Дегтяря письме:
«Спасибо за 50 000 долларов. Я также признателен за Ваше мужество и упорство, которые помогли Вам преодолеть общеизвестные бюрократические препоны, характерные для Вашей организации. Я бы не пошел на контакт с Вами, если бы не знал, что Вы пользуетесь уважением в этой организации, которую я изучал много лет. Я ожидал, что Вы предложите свою схему работы со мной. Я пошел на использование почты в рамках неизбежного риска и не намерен больше прибегать к этому каналу связи для передачи ценной информации. Я сделал это только для того, чтобы Вы убедились в серьезности моих намерений, чтобы Вы правильно оценили мою долгосрочную привлекательность для Вашей организации, а также, чтобы сразу установить необходимый уровень безопасности в наших взаимоотношениях».
Письмо Хансена в какой-то степени дало ответ на причины, которые повлияли на принятие им решения о сотрудничестве с КГБ.
«Что касается денег, то мне не требуется больше 100 000 долларов, да я и не знаю, как их использовать. Это только лишняя головная боль для меня, поскольку я не могу эти деньги свободно потратить, спрятать их куда-нибудь в кубышку, или легко вложить в какое-нибудь дело без риска их обнаружения с пометкой «внимание — грязные деньги наркоторговли». Возможно, в будущем я приобрету немного драгоценных камней для моих детей, а также, возможно, в качестве жеста доброй воли, когда придет время, вы воспользуетесь моими услугами в качестве приглашенного лектора. Ну и напоследок — мне нужен план побега на случай чрезвычайных обстоятельств — ничто не длится вечно».
Письмо не оставляло сомнений в том, что мотивы сотрудничества «Источника» с советской разведкой носят чисто профессиональный характер. Он либо не удовлетворен своей работой, либо она ему смертельно надоела.
Легко распознаваемый менторский тон письма подсказывал, что Хансен считает себя профессионалом высокого класса и не может отказать себе в удовольствии этим покрасоваться.
В письме также присутствовали дополнительные признаки того, что автор — не просто сотрудник ФБР, а принадлежит именно к контрразведывательной элите Бюро.
Что касается предателей, о которых КГБ в мае текущего года уже известил Эймс — Южина, Моторина и Мартынова, то о них «Источник» сообщил следующее:
«Я не могу предоставить документально подтвержденные доказательства, поскольку сейчас это может вызвать подозрения. Тем не менее, мои сведения базируются на моем опыте работы и умении обобщать данные, к которым я имею доступ. Имена стали известны мне в рамках моих служебных обязанностей как одному из ограниченного числа сотрудников, которые имеют допуск к информации строго определенной категории. Существуют вполне обоснованные обстоятельства задавать некоторые конкретные вопросы. На этих ребят были потрачены серьезные деньги. Один из них прятал деньги в сумку с двойным дном, когда уезжал в отпуск домой».
В конце письма «Источник» сообщил некоторые подробности новых технических средств для прослушивания советских учреждений, которые были разработаны Агентством национальной безопасности после соответствующего задания ФБР.
Хотя агент отверг все варианты работы с ним, полковник Черкашин и Центр ничего не имели против того, что он сам будет определять правила работы. С этим пришлось смириться, забыв об уязвленной гордости. Главное было в том, что советской разведке, как и в случае с Эймсом, опять повезло, и работу начали вести на самом высоком уровне!
