И тут он изложил мне свой план. План его был точно так же лжив, как лжива и вся астрология, любимое детище доктора Думки. Однако выбирать не приходилось, и я согласился. Доктор Думка ушел.
Назавтра он явился вновь, все, что нам было нужно, он приготовил. Держался доктор Думка хорошо, но все равно было видно, что он очень волнуется. Мне тоже было несколько не по себе. Но книги, наши любимые книги! И мы отправились в Палац. Там мы явились к Бабьему крыльцу, я вызвал обер-камер-фрау Гапку, Гапка, узнав, в чем дело, тотчас провела нас к Великой княгине. Великая княгиня пребывала в великом волнении. Я, волнуясь ничуть не меньше, чем она, представил ей доктора Думку, а доктор Думка в свою очередь представил ей… перспективный гороскоп на Великую княжну Алену. Как и всякая подобная галиматья, этот гороскоп был составлен в весьма туманных выражениях и только в конце выходил на конкретику. А конкретика была такая: по окончании правления нынешнего Великого господаря Бориса ему наследует его родная дочь Алена. Вот так, не больше и не меньше! Прочитав эту бесстыжую писульку, господарыня дрожащей рукой прижала ее к своей высокой груди и срывающимся голосом спросила:
— Но Бориска еще поживет?
— Да, еще поживет, — довольно-таки строгим тоном пообещал ей мой лживый коллега. — А вот сколько конкретно, это пока неизвестно. Юпитер входит в зону Марса, кроме того Сатурн…
Ну, и так далее, то есть понес обычную для шарлатанов околесицу. Когда же он наконец замолчал, господарыня тихо, но очень сурово сказала:
— Вот что, мои дороженькие. Если кто-нибудь из вас про то, что здесь написано, кавкнет, с того живьем кожу сдерут. Это первое. А вот вам и второе: как только по Борису не Алена, а кто-нибудь другой взойдет, то у меня руки длинные, не сомневайтесь, как цыплятам головы пооткручиваю! А пока что идите, идите.
Доктор Думка сразу развернулся уходить. А я не спешил. Я выступил вперед и нагло спросил:
— А в-третьих что?
— А в-третьих, — сказала она, сразу подобрев, — если все выйдет по-вашему, я не четыре, а восемь возов книг вам куплю! Теперь идите.
Теперь… то есть только тогда мы и ушли. Когда же мы уже сошли с крыльца, я сказал:
— Ну что ж! До осени нам, поважаный коллега, сами понимаете, не дожить. Но зато мы спасли библиотеку! Господарыня, вы обратили внимание, уже не грозилась ее сжигать. Ведь так?
Но этот странный, лживый доктор Думка мне в ответ ничего не сказал, а только как-то странно ухмыльнулся, поспешно распрощался и пошел своей дорогой.
А я пошел своей. Пришел к себе в книгохранилище. Было это три дня тому назад. Но я до сих пор, даже в окружении своих любимых книг, никак не могу прийти в себя. Меня неотступно преследует мысль, что я чего- то очень-очень важного не понял. Но чего?
Время покажет. Подождем.
Глава восьмая. ДРЫНЦЫ-БРЫНЦЫ
Еще раз говорю: чем старше я становлюсь, тем больше убеждаюсь в том, что людей хлебом не корми, дай им только преступить закон и позлодействовать. Все злодеи — от последнего хлопа до самого Бориски. Но нет у нас гаже людей, чем стрельцы. Ох, я с ними намаялся! И ох еще намаюсь. Предупреждал меня Сцяпан: держи с ними ухо востро. Но я теперь больше скажу: держись за ухо, а то ухо отгрызут. Что за люди эти подлые стрельцы, откуда их набрали! Поначалу я был дурень дурнем — злился, Бориску срамил, говорил: это почему ты, господарь, обещал мне сто стрельцов, а выдал только восемьдесят два? Теперь я думаю: лучше бы он мне их вообще не давал, мне бы тогда было легче и спокойнее, и грехов на мне было бы меньше. А так сам плюнул бы себе на лысину, но разве сам себе заплюнешь? Обязательно же промахнешься.
Хотя и так, куда ни посмотри, везде вышла промашка.
А поначалу все было достаточно пристойно. После того как приходил Сцяпан, выпустили меня из каземата, отдали мне саблю, кнут, отдали Грома. Гром очень радый был, я тоже, я ему на радостях целую голову сахару скормил, его под вечер даже пучило. Но я этого не знал, меня Великий князь тогда возил в Казармы, там их полковник Сидор Зуб нас встречал, стол накрыли, перекусывали, выпивали, я с офицерами знакомился. Там мне тогда и представили приданного мне ротмистра пана Мирона Драпчика и его поручика пана Пота- па Хвысю. Мне показалось, это добрые паны, разумные. Я выпил с ними, побратался…
Вот это было зря! Ну да чего теперь. Да и потом, вот сперва вы посидели бы с мое в том поганом крысятнике, а после пустили бы вас, как меня, в поважаную компанию закусывать, посмотрел бы я тогда на вас! Тоже небось хлестали бы как не в себя.
Но только что мне, извините, вы и все другие! Мне за себя стыдно и горько. Только тогда я этого еще не чувствовал. Посидели мы, выпили, о том о сем поговорили, потом меня забрали от стола и увезли опять в Палац, но уже не в подземелье, а на второй этаж, это почетно.
Утром я проснулся свежий, как молодой огурец, вышел закусывать, а господарь мне говорит:
— Ну что, пан Галигор, на посошок? Стрельцы уже готовы.
Тогда и я готов. Так, я подумал, даже лучше. Хватит пьянствовать, пора за дело приниматься. Вышел во двор, подвели мне Грома, опять поехали в Казармы.
Там, на плацу, они уже и вправду стоят. Но их не сотня, как было обещано, а всего восемьдесят два. Тут- то я господарю свое недовольство и высказал. А он мне в ответ:
— Зато это самая лучшая рота. Тут каждый троих стоит. — Потом полковнику: — Иди сюда!
Тот подошел. Великий князь:
— Почему в роте некомплект?
Полковник, глазом не моргнув:
— Остальные восемнадцать человек еще с утра ушли вперед. Дозором!
— Га! Это хорошо, — говорит Великий князь.
А после мне: — Тактический прием, пан судья. Еще вопросы есть?
Я, как тот дурень, молчу, крыть нечем. Это уже потом, на третий день, пан Драпчик спьяну проболтался, что никакого дозора и в помине не было, а некомплект был оттого, что пятеро еще месяц тому назад сбежали, а остальные тринадцать как раз перед самым выступлением были посажены на гауптвахту за разбой. Вот, оказывается, какие там орлы! Но тогда, на третий день, я этому уже не удивлялся. Потому что был тогда готов и всех остальных за такой же разбой в тюрьму упечь. Пожизненно!
Одним словом, я быстро прозрел. А тогда, на плацу, я был как слепой котенок, ничего не видел. Мне даже было лестно, что такая туча бравых молодцов поступает в мое полное распоряжение. И их ротмистр, пан Драпчик, мне тогда тоже казался весьма надежным, строгим командиром. Он их выстроил в шеренгу по двое, приказал стоять по стойке смирно — и пошел вместе со своим поручиком, паном Хвысей, проверять порядок у них в ранцах. Находил непорядок — выбрасывал, топтал ногами. Не находил чего-нибудь — драл за усы. Мне это очень понравилось. Мне это и сейчас нравится, потому что я знаю: так уж человек устроен, что без должного порядка он дичает. Так что смотрел я на пана Драпчика — и сердце мое пело.
