И различил чуть слышный грохот бубнов. Значит, подумал я, они уже сошлись, но еще никто не дрогнул. Я посмотрел на Сьюгред и спросил:
– Что тебе велел муж?
– Бежать, – сказала Сьюгред. – Бежать, покуда хватит сил.
– Куда?
– Куда я посчитаю нужным. А он, сказал, потом меня найдет. Ему это будет легко, он сказал.
Я осмотрелся. Вокруг нас была непролазная чаща. Но я сказал:
– Хорошо. – Потом опять сказал: – Бежим!
Мы опять побежали. Но очень скоро перешли на шаг, потому что Сьюгред сильно устала. И я не подгонял ее. Я шел рядом, наблюдал за тем, как она выбирала дорогу… И ничего не мог понять! Она же поворачивала то в одну, то в другую сторону, то вдруг двигалась в самую чащу, а то наоборот ее обходила. То есть ее поведение было достаточно странным, но я послушно следовал за ней.
Так мы шли примерно до полудня, когда она вдруг резко остановилась, села на землю и сказала:
– Я больше не могу.
Но я опять спросил:
– А что тебе велел твой муж?!
– Чтобы я шла весь день без остановки, – сказала она.
– Тогда чего же ты сидишь? – уже строго спросил я.
А она тогда гневно посмотрела на меня и так же гневно сказала:
– А потому, что мужа уже нет!
– Как это нет?! – воскликнул я. – Да что ты такое говоришь? Ты что, сомневаешься в могуществе Триединого Винна? То колдовство, которое принес с собой Лайм…
– Молчи! – зло крикнула она. – Ты разве…
И заплакала. И она долго плакала, а я стоял над ней и не решался ее утешать – она ведь не моя жена. Да и потом, она же ведь была права, думал я, сражение скорей всего уже закончилось, все наши полегли. А было это так: Лайм разрубил волшебный пузырек – и мы пошли на них, и поначалу даже сильно потеснили их, но тут подоспели уллинцы, ударили нам в спину… Ну, и так далее. Поэтому я теперь стоял и молчал. А Сьюгред плакала. А после замолчала. И поднялась. Пошла. И я пошел за ней. Я знал: она в этом лесу впервые, но в то же время мне казалось, что она здесь прекрасно ориентируется и поэтому идет не наугад, а по какой-то мне невидимой тропе. Несколько раз я порывался спросить у нее, так это на самом деле или нет, но все-таки сдержался, промолчал. Ведь мне же было ясно сказано, чтобы я ей не мешал, вот я и не мешал, покорно шел за ней и помалкивал. И так продолжалось весь день, и вот уже даже начало смеркаться. Теперь мы шли все медленней и медленней… И наконец совсем остановились. Она сказала:
– Здесь.
– Что «здесь»? – не понял я.
– Я буду ждать его здесь, – властно сказала Сьюгред и, осмотревшись, села на поваленное дерево.
Я тоже осмотрелся… И оторопел! Потому что это было то самое место, которое я видел в том своем странном сне! Значит, подумал я, сейчас я разведу костер, мы сядем, я начну рассказывать…
– Чего стоишь? – сказала Сьюгред. – Мне холодно. Я есть хочу.
– Да! – сказал я. – Да, я сейчас…
И вот уже был разведен огонь, я уже нарезал солонины, сходил к ручью и принес ей воды, потому что от вина она отказалась. А вот я выпил его с большим удовольствием. Потом выпил еще. Возможно, это было лишнее, но я очень боялся, что Сьюгред вот-вот начнет говорить о сражении, о гибели мужа, о смерти Хрт…
Но она заговорила совсем о другом. Вначале она спросила, сколько мне лет, и я ответил. Потом она спросила, как меня называли в моей прежней жизни, и я снова ответил. Потом я отвечал уже вот что: я не женат, но у меня есть женщина по имени Теодора, она супруга нашего автократора, и у нее действительно есть дочь, дочь зовут Зоя, и она на выданье, и у нее, это естественно, очень богатое приданное, но я никогда точно об этом не спрашивал…
– А дочь красивая? – спросила Сьюгред.
– Не очень, – сказал я. – А что?
– Так, ничего, – ответила Сьюгред, не в силах удержать улыбки.
Я тоже улыбнулся. Потому что я наконец понял, что к чему! Дело в том, что среди ярлградцев ходили такие слухи, будто Айгаслав грозился породниться с автократором, то есть взять в жены его дочь. А Сьюгред… Да, подумал я, вот каковы они, женщины!..
А Сьюгред уже начала расспрашивать меня о Наиполе: о том, что там носят и что там едят, как развлекаются, и что такое ипподром, и что такое театр. Сьюгред слушала меня очень внимательно, хотя я понимал: ей все равно, о чем я говорю, ей просто хочется чем-то отвлечься. Было уже совсем темно. Горел костер, вокруг нас был глухой, практически непроходимый лес. Было очень тихо. Сьюгред спросила:
– А скажи…
Но тут я резко толкнул ее в плечо, она упала – стрела со свистом пролетела мимо, воткнулась в дерево…
И я упал! Но тут же метнул нож! В кустах раздался визг! Хей, радостно подумал я, попал! И я сразу вскочил!
– Кто там? – спросила Сьюгред, продолжая лежать на земле.
– Сейчас посмотрим, – сказал я.
После чего взял головню, пошел к кустам, раздвинул ветки, посветил…
И увидел человека, ничком лежавшего на земле. А рядом с ним валялся лук. Я взял этого человека за шиворот и перевернул на его спину. Это был криворотый: и рот у него был кривой, и волосы были щедро умащены коровьим маслом, и лук сделан из бычьих рогов. То есть тут и гадать было нечего – криворотый это, вот кто! А мой нож вошел ему под грудь. Значит, жить ему оставалось совсем немного. А мне нужно было его еще кое о чем расспросить! Поэтому я стал его расталкивать, бить по щекам – и он очнулся. Я спросил у него:
– Ты здесь один?
Он утвердительно кивнул. Тогда я спросил:
– А где остальные?
Он не ответил. Я спросил громче:
– Где они?!
Однако он только облизал губы, а так опять ничего не ответил. Тогда я приказал, чтобы Сьюгред подала мне вина – и я дал ему отпить. После вина он сразу ободрился и сказал:
– Тебе, ярл, все равно не уйти. Не от меня, так от других умрешь.
А я сказал:
– Я этого и жду. Пасть в битве – это великая честь. А вот тебя… я удавлю! А после утоплю. И что тогда будет с тобой?!
Он побелел как смерть и прошептал:
– Ты не посмеешь, ярл! Разве я трус, чтобы меня душить? И я разве вор…
Но я не стал слушать его дальше, а просто передал Сьюгред горящую головню, потом обеими руками взял его за горло… И он запричитал:
– Ярл! Ярл! Лучше ножом! Лучше мечом!
Но я уже начал давить. Тогда он закричал:
– Чего ты хочешь, ярл?
– Я? – спросил я. – Ничего! – Потом, оборотившись к Сьюгред, приказал: – Пойди и сядь к костру. Уши заткни! И не вставай, пока я не приду!
– А ты?
– Я буду его убивать. Ну! Я сказал!
