Я задрожал от гнева! И хотел было вскочить!.. Но сил у меня не хватило, и я остался лежать. А он больше ни слова не сказал. Встал и ушел.
А я всю ночь не спал. Я тогда очень гневался!.. И чувствовал, как силы во мне прибывают, прибывают, прибывают! И утром я почувствовал себя уже совсем здоровым. Но виду не показывал. Когда они опять сошлись ко мне, я им рассказывал о том, как мы сюда пришли, как пировали, как Айгаслав отрекся от меня – и это было справедливо, сказал я, – и продолжал о том, как он потом вошел в скалу, а я встал на колени, приладил меч и навалился на него…
И замолчал. Потом сказал:
– Но я тогда не умер. Я, значит, для чего-то жил. Теперь я знаю, для чего. Пусть все уйдут, но останется Сьюгред.
И все ушли. Сьюгред осталась. Я поманил ее к себе, и Сьюгред подошла и села рядом со мной. Теперь я должен был сказать ей все, как есть, но я долго не мог на это решиться. Тогда она сама сказала:
– Я знаю, ты собрался уходить.
Я промолчал. Тогда она опять сказала:
– Но зачем? Ведь твой хозяин жив. Ты должен ждать его.
– Ждать! – сказал я и очень сердито усмехнулся. – Ждут только женщины. Вот ты и будешь его ждать. А я уйду. К нему!
– Но ты уже однажды уходил, и у тебя из этого ничего не получилось! – очень решительно сказала Сьюгред.
– Значит, тогда я уходил неправильно! – еще решительней ответил я. – Или не вовремя. А вот теперь самый срок! Я рассказал вам всю свою жизнь, значит, я от всего живого избавился. И моя рана зажила, ко мне вернулись мои прежние силы. Да и потом, а это важнее всего, мне был голос: «Ярл жив!». А после мне приснился вещий сон о том, как он блуждает среди скал. И он словно ослеп, он ничего не видит. А мне наоборот очень хорошо видно, что перед ним, совсем неподалеку, на песчаном морском берегу стоит корабль. Этот корабль готовится к отплытию и ярлу нужно поспешать, чтобы успеть на этот корабль. Но он не видит корабля, а продолжает бесцельно блуждать среди скал. Я изо всех сил кричу ему, куда нужно идти, но он меня не слышит. И, главное, он слеп. И это подземцы его так околдовали. А был бы с ним его огненный диргем, такого не случилось бы! Глупец! Зачем он тогда подарил его тебе?!
– Он не глупец, – строго сказала Сьюгред. – Он просто очень сильно полюбил меня.
Я усмехнулся и подумал: женщина! Ярл полюбил ее и щедро одарил – ну как же тут удержаться и не похвалиться?! Вместо того, чтобы подумать, как его спасти! И я гневно сказал тогда вот что:
– Отдай диргем! Отдай, я говорю! И я пойду с ним к подземцам. Они скупы. И очень алчны! А я им покажу этот диргем и скажу, что мне ничего не надо взамен, а только провалиться вслед за своим ярлом в их треклятую скалу! И, думаю, им придется по нраву это мое предложение, ибо они очень алчны. А там, уже в скале, когда мы с ярлом снова будем вместе, то мы уж как-нибудь с ними справимся, в этом можно даже не сомневаться. Ну так отдашь диргем?
– Отдам, – тихо сказала Сьюгред. – Только совсем не потому, что я тебе поверила. Глупец! Трижды глупец! Подземцам нужны души, а не золото, которого у них и без того предостаточно. Ярл жив, ибо душа его чиста. И он скоро придет сюда, и мы поженимся. А ты… Держи!
И она бросила в меня этим диргемом! Я подхватил его, сжал в кулаке. За что она меня тогда так ненавидела, я, честное слово, не знаю. Да это и не важно! Итак, Сьюгред ушла. Я подождал еще немного, а после встал и взял свой меч, опоясался. Потом походил, поискал по углам, нашел в одном из сундуков хороший плащ, надел его. Потом налил в плошку огня, прикрыл его полой плаща и вышел из землянки.
Во дворе было темно и очень холодно. И небо было черное, без звезд и без луны. Акси рассказывал, что у них зимой небо всегда такое. Я постоял, подумал – и пошел. И вот я миновал последнюю землянку и начал подниматься в сопку. Тропу я помнил хорошо, а снег был неглубокий, поэтому я шел довольно быстро.
Когда же я взошел на ту поляну…
То мне подумалось: а ведь действительно, Сьюгред права! Кому я нужен со своим диргемом? Ну, золото, ну, много золота, ну, даже очень много золота – но это только для меня. А вот для них, живущих под землей, то есть именно там, где это золото рождается и прорастает, и вьется хитроумными кореньями, и прячется от нас… Но не от них! Ибо они, как говорят знающие люди, даже через самый крепкий гранит видят на сто шагов вперед! Вот я о чем тогда подумал…
И вдруг меня окликнули:
– Эй, ты!
Я обернулся и никого не увидел. Тогда я поднял плошку, посветил…
И увидел подземца, стоявшего возле самой скалы. На нем был белый лисий плащ с глубоким, низко надвинутым на глаза капюшоном. Скала была в снегу…
– Эй, ты! – опять сказал подземец. – Чего пришел?
Я подошел к нему, почтительно кивнул, полез в кошель, достал диргем…
Мне было очень неудобно – в одной руке у меня был огонь, а во второй диргем. Чуть что, подумал я тогда, и мне до меча не дотянуться…
Ну и ладно! Я сжал ладонь, разжал – и зазвенело два диргема. Подземец тихо засмеялся. Тогда я снова сжал, разжал – и показал, что получилось. Подземец ничего не говорил и даже не смеялся. Тогда я, помолчав, сказал:
– Я отдаю его тебе. А ты за это мне… Ты позволишь мне помочь моему господину. Он ничего не видит и не слышит, вот я и хочу подсказать ему, куда ему надо идти.
– И это все? – спросил он.
– Да, все, – сказал я.
И замолчал. И ждал. Подземец протянул мне руку. Я передал ему диргем.
– Глупец! – сказал подземец.
– Почему?
– А вот! Смотри!
Он сжал ладонь, разжал… И из нее вдруг полыхнул такой сильный огонь, что я ослеп, оглох, упал! А после…
3
Подземец обманул Лузая. Сперва он отнял у него диргем, потом убил его, загнал в скалу и там превратил его в раба. И это говорю вам я, Акси Малютка, который никогда не лжет и все, что ему надо, знает. Да, я внимательный! В тот вечер я сразу почуял, что Лузай что-то затеял. Поэтому, когда все начали выходить из землянки, я спрятался под скамью и оттуда все прекрасно видел и слышал. Сьюгред была права: Лузай – глупец. Но, с другой стороны, если человек всерьез собрался умирать, то ему нельзя мешать.
Вот я и не мешал. Лузай без спросу взял мой плащ, оделся и пошел. И я пошел за ним. Если бы он тогда заметил меня, то я бы сразу поднял крик, стал бы требовать, чтобы он отдал мой плащ. Но, на его беду, он меня не заметил, все обошлось без криков. Потом, когда Лузай вышел на ту самую поляну, где осенью забрали ярла, я лег неподалеку и затаился. В снегу было теплей, чем на ветру. А ветер тогда был очень сильный – он относил слова, я ничего не слышал. Зато я прекрасно видел, как подземец взял у него монету, сжал и разжал кулак…
И полыхнула молния! Потом стало совсем темно. Потом я подбежал туда, где только что стоял Лузай…
