Но Тонкорукий важно заявил:
– Да, брат. Все это так. Когда я был у Хальдера в шатре, я тоже видел эти ножны. И видел на них письмена. Примерно такие же. Но, конечно, насколько точно они здесь отображены, я сказать не могу. Мне сейчас трудно их вспомнить. Но я все-таки, если хотите, попробую.
А я, не скрывая насмешки, сказал:
– Не утруждай себя. Тогда – это тогда, это давно. Теперь же ты желаешь вот чего – отправить меня к варварам. Как можно скорей! И при этом дать мне столько воинов, чтобы я, уйдя туда, обратно уже не возвратился. Так?
– Не совсем, – нахмурился Цемиссий. – Тут дело, брат, поверь мне, очень серьезное. А посему… Да ты вспомни сам: во время вашей последней встречи на Санти добрейший Полиевкт ведь говорил тебе, что ни в коем случае нельзя упускать…
– Как?! – перебил его я. – Значит, эта старая обезьяна может еще и это?!
– Нет! – самодовольно усмехнулся Цемиссий, – почтенный абва слышит только умерших, а что касается живых, то тут я вполне обхожусь и без его помощи. Итак, я продолжаю: варварский регент, похоже, убит, но, к сожалению, от нас ушел и Полиевкт, а это большая потеря. Но и это не все. Меч Регента в руке у Безголового – это недобрый знак. Похоже, что нам теперь недолго ждать очередного варварского нашествия. И если ты не упредишь его…
– Да! – сказал я. – Действительно! А если я не упрежу?
– То ты тогда окончательно лишишься последних остатков своей былой популярности, – совершенно равнодушным голосом ответил Цемиссий и так же равнодушно продолжал: – Ведь если бы ты поменьше таскался по чужим женам, а хоть бы время от времени заглядывал в казармы, то бы услышал о себе примерно следующее: «Нечиппа давно кончился, последний его поход завершился ничем, ибо Великую Пустыню мы потеряли напрочь. А дальше было что? Вначале он дал одурачить себя Тонкорукому, а после и вовсе присосался к вымени этой развратной коровы, с которой все кому ни лень…»
– Цемиссий! – крикнул я.
– Нет, погоди, – тихо сказал Цемиссий. – Мало того, что я автократор, но я еще и хозяин в этом доме, а посему наберись-ка терпения и выслушай меня до конца. Итак, в казармах говорят: «Но и корова – это еще ладно. А дальше что? Он снюхался с Синклитом, с этой вонючей шайкой живодеров, которые нас грабили, грабят и будут грабить до скончания света. А теперь они ограбят и его. И предадут, потому что почему бы не предать?! Бедный, глупый, наивный Нечиппа! Неужели ему неясно, что для того, чтобы надеть заветные красные сапоги, ему нужно сперва вернуть свое доброе имя, а уже только после этого, возвращаясь из победоносного похода…»
Но тут Цемиссий замолчал. И я тогда тоже молчал. Потом спросил:
– Ты все сказал?
– Да, все. Может, вина?
– Нет, – сказал я. – Благодарю.
– И правильно! – насмешливо сказал Цемиссий. – Важные решения лучше всего принимать на трезвую голову. Ступай, брат мой, хорошенько подумай. А завтра я жду тебя с ответом.
Я ушел. Когда же я прибыл к себе на Санти, добрейший Иокан уже дожидался меня у подъезда и всем своим видом показывал, что хочет сообщить мне нечто очень важное. Однако говорить ему я позволил лишь после того, как мы вошли в кабинет и убедились, что там никого постороннего нет. Хотя зачем теперь такая скрытность, насмешливо подумал я, ведь скрывай, не скрывай, а Тонкорукий все равно все узнает!
Но привычка есть привычка, поэтому только после того, как мы уединились в моем кабинете, я позволил секретарю говорить. И он сказал:
– Полиевкта убили в Ерлполе!
Я засмеялся и спросил:
– Когда?
– Н-не знаю, – засмущался Иокан. – Мне только было сказано…
Я перебил его:
– А я скажу! Его убили этой ночью. Можешь себе представить, Иокан: его вот только что убили там, где-то на севере, в диких варварских землях, а нам это уже точно известно. По крайней мере, говорят: да, знаем, да, уверены! Ну, я тебе скажу, это уже слишком! Ведь если даже по всему пути следования от Ерлполя до Наиполя через каждые сорок стадий, а реже нельзя, выставить отменно обученных сигнальщиков с двойными зеркалами и при этом еще упросить Всевышнего, чтобы день был солнечный, то и тогда, по самым скромным расчетам…
И я задумался. Но цифры у меня в голове прыгали, как безумные, и я никак не мог их сосчитать. Я гневался! А Иокан сказал:
– Но ведь не обязательно сигнальщики. Бывает и совсем иначе.
– Как?!
– Ну, например, – сказал Иокан без особой охоты. – Например, когда человек умирает, то очень часто случается такое, что его близкие, находящиеся от него на весьма и весьма значительном расстоянии, именно в этот самый день и даже час вдруг чувствуют: случилось нечто страшное. А потом, по прошествии должного времени, они с прискорбием убеждаются, что это предчувствие их не обмануло, что…
– Предчувствие! – гневно перебил его я. – Вот именно: предчувствие, но никак не уверенность. Но когда мне начинают говорить, что некто «предчувствует», будто такой-то и такой-то человек, находящийся невероятно далеко от нас, час назад был убит таким-то и таким-то образом да еще при этом сказал то-то и то-то, то подобные россказни ничем кроме как грубейшим обманом назвать невозможно!
– Да, – согласился Иокан. – Подобное ясновидение – явление крайне редкое…
И вдруг он замолчал, задумался, потом спросил:
– Вам, насколько я понял, уже говорили о гибели посла?
– Да, – кивнул я.
– И это было сказано в Наидворце? И были перечислены подробности?
Я вновь кивнул. А Иокан сказал:
– Тогда это мог сделать только один человек на свете – абва Гликериус.
Я онемел! Я долго не мог придти в себя от изумления! Потом-таки сказал:
– Но откуда такая уверенность?
– Потому что только ему и доступна возможность беседовать с душами умерших, – едва слышно, с великой опаской ответил мой секретарь. – Но как он это делает, нам лучше не знать. Абва – опасный человек, куда опасней Тонкорукого. Прошу вас, господин, сторонитесь его, избегайте его, прекра…
– Ты свободен, друг мой! – сказал я.
И Иокан, тяжко вздохнув, ушел. А я сидел, смотрел в окно и размышлял. А мысли были мрачные! Такие, что и пересказывать не хочется. Потом, когда стало совсем невмоготу, я вызвал Кракса, мы спустились в оружейную и там сражались до изнеможения. Настал обед. Но только я возлег возле стола, как прибыл курьер от Тонкорукого. Мне было сказано: «Владыка ждет тебя!». Но я с улыбкой объяснил, что даже на войне я сперва обедаю, а уже только после этого выхожу к фаланге, и курьер покорно ждал меня. Я ел и пил, я не спешил. Только потом, как следует насытившись, я спустился к кораблю.
На корабле я снова размышлял. И снова ничего не мог решить. В порту…
Это меня сильно тогда рассмешило, я едва сдержал смех, потому что я этого никак не мог предположить. Там ведь меня ждал золоченый паланкин, в него было запряжено шестнадцать белых лошадей. А рядом стояла когорта Бессмертных – вот это эскорт! А толпы! О! Бесчисленные толпы толп праздных зевак теснились вдоль всего пути моего следования и жадно глазели на меня! А что они кричали! Вы только послушайте:
