– О, что вы, что вы, сидите! – сказала, смутившись, Мадам. – Сейчас всё будет подано.
Сержант подвинул Мадам кресло. Мадам села. Сел и сержант. Нужно было что-то говорить, а он не мог. Тогда спас положение Чико – он в меру льстивым голосом сказал:
– Однажды я имел честь наблюдать нашу неаполитанскую королеву. Она была, конечно, восхитительна. Но, должен честно сказать, ей очень далеко до вас, Мадам!
– Благодарю…
– Я! О! – и Чико улыбнулся. – Да что я? Вот господин сержант, он много лучше меня скажет! Так, господин сержант?
Сержант, возможно, покраснел. А что! Так ведь было жарко! Тут же вам и свечи, и камин! И вообще, после мороза это непривычно…
И тут – очень вовремя! – вновь растворилась дверь и молодцы внесли подносы. Почтенный Змицер нес вино. Они начали всё это расставлять – и опять, как и когда-то у пана Шабеки, чего там только не было: колбасы, кумпяки, капуста, огурцы, грибы – всего вот так вот, от души, всё аппетитно и в больших количествах. Посуда, правда, была медная. Зато ножи и вилки были серебряные. Молодцы удалились, а Змицер остался. И он сперва всех обслужил – подал еды, налил вина, – и только после уже сел и вопросительно посмотрел на Мадам. Мадам, обращаясь к сержанту, сказала:
– Почтенный Змицер, к сожалению, совершенно не знает французского. Так что если к нему возникнут какие-то вопросы, то я всегда смогу помочь. Так?
– Да, – кивнул сержант. – Тогда сразу и переведите, что первый бокал я хотел бы поднять за нашего нового гостеприимного друга, почтенного господина Змицера.
Мадам перевела. Змицер учтиво поклонился. Выпили, немного закусили. Потом еще налили. А потом еще. Вино было хорошее, а винный хмель, он же не такой решительный, как водочный – он же благодушный и уступчивый, даже галантный, если вы галантны, и даже умный, если вы…
Ну, и так далее! Так что довольно долго все было пристойно, беседа была легкая, непринужденная, то есть о всяких пустяках, безделицах – о местной кухне, модах, лошадях, псовой охоте. То есть такая беседа, которая ровным счетом ни к чему не обязывала. Сержант сидел напротив Мадам и пил – а может, и не пил, и ел – а может, и не ел… и всё смотрел на нее и смотрел, слушал ее… И ведь не слышал же! Потому что если бы его попросили повторить хотя бы самую малость того, о чем она в тот вечер говорила, так он бы разве хоть что-нибудь вспомнил?! Да ни словечка! Да и зачем вспоминать?! Разве слова важны?!
И тут Чико как всегда всё испортил – вдруг сказал:
– А вот помните, Мадам, вы говорили, что почтенный Змицер знает много всяких любопытных подробностей о Белой Пани. Так, может, он поведал бы нам что-нибудь?
Сержант испугался, что Мадам сейчас рассердится. Но нет – Мадам кивнула и перевела. Змицер пожал плечами и ответил. И смысл его ответа, по словам Мадам, был вот каким: ночные беседы о Белой Пани обычно приводят ко всяким неприятностям, и, главное, чем больше бывает о ней сказано, тем больше потом неприятностей. Мадам, подумал сержант, наверное втайне надеется, что Чико это остановит. Но получилось наоборот:
– Я так и думал! – сказал Чико. Очень насмешливым тоном!
– Что думали? – обиделась Мадам. – Что это мои выдумки?
– Я так не говорил!
– Но думали!
– Мадам! – сказал было сержант…
Но было уже поздно!
– Ну нет! – воскликнула Мадам. – Если обещано, то нужно выполнять!
И она снова обратилась к Змицеру. Змицер ответил. Она спросила вновь. Потом еще, еще. И наконец, повернувшись к гостям, объявила:
– Ну вот, я уточнила, господа. Ваши вопросы! Слушаю.
И Чико, отмахнувшись от сержанта, тотчас же сказал:
– Ну, кто такая Белая Пани и чего от нее можно ожидать, это я примерно представляю. А вот кто ее отец?
– У ее отца была мельница, – сказала Мадам. – И на той мельнице были такие жернова, которые мололи камни и превращали их в муку.
– Значит, ее отец был мельником! – насмешливо воскликнул Чико. – И это, что ли, все?
– Нет, далеко не все! – обиделась Мадам. – Ее отец был князем!
– Князем? Тогда причем тут мельница?
– При том, – нахмурилась Мадам, – что в тяжелые неурожайные годы эта мельница спасала подданных князя от голодной смерти. Я же говорю, что жернова той мельницы размалывали камни, пыль от размолотых камней превращалась в ржаную муку, из муки пекли хлеб и раздавали голодным, голодные насыщались и славили щедрого князя, князь был любим – и вот и всё.
– Гм! Хорошо, конечно же… – и Чико помолчал. Потом спросил: – А этот князь, он почитал Святую Церковь?
– Всё это было очень давно, еще до того, как на здешние земли явилось Истинное Слово, – тихо ответила Мадам. – Князь был язычником, как и его народ. И вот однажды для того, чтобы в очередной раз отвести от своих подданных голодную смерть, князь должен был бросить на мельничные жернова свою единственную, любимую дочь. Князь и раньше приносил мельнице человеческие жертвы, я же говорила, что по ночам он превращался в волка… Но если прежде его жертвами были простые смертные, его рабы… То теперь получилось так, что мельница потребовала от князя его собственную дочь. Только ее, так пожелала мельница, и больше никого!
И Мадам замолчала. Молчал и сержант. Казалось, хватит уж!..
Но Чико вновь спросил:
– А она, его дочь, убежала?
– Нет, не смогла, – ответила Мадам. – Но тут явился другой князь и вызволил ее, увез с собой, и они жили долго и счастливо, у них родился сын, и этот сын был славным князем, который много и весьма успешно воевал и однажды даже едва не покорил все русские земли.
– То есть он так же как и мы ходил походом на Москву?
– Нет, – усмехнулась Мадам, – в те времена Москвы еще и в помине не было. Тогдашние русские земли начинались неподалеку от Варшавы и заканчивались в Смоленске. А дальше, от Смоленска и до самой Великой Китайской Стены, тянулись глухие, непроходимые леса. Теперь-то, я надеюсь, всё?
– Н-ну, скажем так, почти… – замялся Чико. А потом: – А как же старый князь, который превращался в волка? А его дочь, теперь уже замужняя?
– Смеетесь? Смейтесь, смейтесь!
– Я? О, Мадам! – и Чико аж привстал. – Да разве я…
– Нет, всё! Довольно, господа! – решительно перебила его Мадам. – Да и к тому же уже очень поздно. А еще Змицер напугал; сказал, что есть такая примета, что если много говорить…
– Но… – начал было Чико…
– Всё! Всё! На этот раз вполне довольно! – и Мадам, повернувшись к сержанту, сказала: – Ведь правда уже поздно, да? Я бы хотела отдохнуть. – И вдруг громко добавила: – А вам тем более! Вам же завтра в дорогу! Не так ли?!
– Да, несомненно, – ответил сержант. А что еще он мог тогда ответить?!
Мадам нахмурилась, очень сердито воскликнула:
