Князь молча пожал плечами, как бы говоря: поживем — увидим.
Между тем передовая цепь противника приблизилась уже на сто пятьдесят шагов. Капитан приподнялся над траншеей и протяжно закричал:
— Батальо-о-он, заряжай!
Над передним краем звонко заклацали затворы.
— Залпо-о-ом …ОНЬ!
Вся линия траншей окуталась языками пламени, одновременно вырвавшимися из дул почти восьми сотен штуцеров. Наступающая цепь вздрогнула, словно странное живое существо, и начала разваливаться.
Почти треть бойцов срезанными снопами рухнула на землю.
— …жай! ОГОНЬ!
Новый залп уполовинил оставшихся. Остатки первой цепи заметались, кто-то упорно продолжал двигаться вперед, некоторые залегли, остальные, пригибаясь и отвечая редкими суматошными выстрелами, покатились назад.
— …заряжай! Залпо-о-ом огонь!
Слитный грохот нескольких сотен штуцеров вновь ударил по ушам. И уже вторая цепь вздрогнула от сотен маленьких свинцовых жал, вонзившихся в ее серое, слегка изогнутое тело. Цепь остановилась, заколебалась, кто-то из бойцов припал на колено, но следующий залп все расставил по своим местам. «Соратники» покатились назад.
— Вразнобой огонь!
Штуцера тут же часто затрещали. Полковник, пораженный, отвел бинокль от глаз и, повернувшись князю, покачал головой.
— Восхищен, беру свои слова обратно и преклоняюсь. Никак не ожидал подобного результата.
Князь слегка изогнул губы в улыбке.
— Психология, сударь. Одно дело — когда в горячке боя мимо просвистит пуля-другая и кто-то где-то там вдруг шмякнется на землю, а другое — когда вокруг десятки пуль жужжат, как рассерженный пчелиный рой, и рядом с тобой одновременно оседают мешком на землю ДЕСЯТКИ убитых. А ты, только что грозно двигавшийся вперед в шеренге боевых товарищей, вдруг оказываешься чуть ли не один в чистом поле, да еще под дулами десятков и сотен штуцеров противника.
Полковник согласно кивнул головой.
— Что ж, впечатляюще… для одного раза. Посмотрим, как сработают остальные ваши задумки.
Новая атака началась через два часа. На этот раз после короткой артподготовки бронепоезд не стал оттягиваться обратно за мост, а наоборот, одновременно с началом движения пехотных цепей бронепаровоз выпустил густую струю дыма, и бронированная змея медленно поползла вперед. От морских орудий на такой дистанции толку было маловато, но каждый из пяти орудийных вагонов бронепоезда нес еще и по восемь станковых пулеметов. На флангах, рыча моторами и переваливаясь на колдобинах, ползли броневики.
Князь усмехнулся.
— Пока все идет, как мы и предполагали.
Полковник скривился.
— Примитивно донельзя — бросают в бой все, что есть, в надежде на то, что патроны у нас кончатся раньше, чем у них солдаты.
На этот раз события развивались по несколько иному сценарию. Стоило атакующим цепям преодолеть половину расстояния до передней траншеи, как из-за правого ската холма на полном ходу вылетели две орудийные упряжки. Полевые уставы отводили на развертывание и изготовку к стрельбе трехграндовой полевой пушки образца восьмого года четыре с половиной минуты, но у расчетов все было отработано добрую сотню раз. Возницы зашли на разворот под строго определенным углом. Лафетные уткнули упоры в образовавшиеся на этом месте от десятков тренировочных выездов ямки, и даже штурвалы механизмов наведения были заранее установлены в не единожды выверенных положениях. Так что, когда спустя всего полминуты в приемные лотки были с лязгом брошены первые снаряды, наводчики легкими, еле заметными касаниями штурвальчиков уже навели прицельные марки на нужные точки. Пушчонки грохнули, и над полем боя раздался гулкий звон, спустя мгновение заглушенный резким, противным свистом. Бронепоезд остановился, а из развороченных бортов бронепаровоза наружу повалил густой белый пар. О пулеметах бронепоезда на время можно было забыть. А орудия между тем уже развернули свои стволы в сторону бронеавтомобилей. От наступающих цепей донеслись громкие, отрывистые команды, но полковнику послышались в голосах командиров панические нотки. Цепь бегом бросилась вперед, пытаясь побыстрее преодолеть оставшееся до траншей расстояние. В этот момент батальон снова открыл огонь, но на сей раз не залпами. Бойцы били прицельно, тщательно выбирая цели и стараясь в первую очередь поразить командиров и прикомандированных к боевым частям политических уполномоченных.
Полковник опустил бинокль и вытер лоб рукавом. Наступал переломный момент боя. Князь невольно опустил глаза и нашел взглядом капитана, который что-то возбужденно кричал одному из офицеров. Князь чуть усилил восприятие и успел различить слово: «…пулеметы». Он усмехнулся. Что ж, пока его план выполняется прямо-таки с убийственной точностью.
Слегка прореженные штуцерным огнем цепи успели приблизиться к передовым траншеям на восемьдесят шагов, когда в еще уцелевших амбразурах или просто на специально устроенных площадках-бермах бруствера вдруг как бы ниоткуда возникли шесть пулеметов на тяжелых лафетных станках. Наводчики быстро, со сноровкой, приобретенной долгими тренировками, уточнили угол вертикального превышения и, удобно усевшись на маленькое железное седло, закрепленное на станине громоздкого лафета каждого из пулеметов, нажали на гашетки. На Земле это когда-то называлось кинжальным огнем. Такой огонь, когда он ведется в упор по плотным, накатывающим одна за другой цепям, когда пуля, не найдя цели в первой цепи, непременно находит ее во второй или третьей, а некоторые успевают даже спеть свою смертоносную песню не одному, а двум или трем атакующим, когда наводчикам практически нет нужды прицеливаться, поскольку пуля на всем протяжении зоны сплошного поражения успевает изменить превышение всего на пять — десять сантиметров, практически не оставляет шансов уцелеть. Так все и произошло. Первая и вторая цепи были выкошены почти полностью, а от третьей и четвертой, которые ухитрились залечь, осталось не больше половины. Наконец визгливый грохот пулеметов умолк, и в этот же момент на бруствере выросла фигура капитана с шашкой наголо. Князь поморщился. Это было уже слишком. ЕГО план не предусматривал никакой контратаки. Но окопы тут же будто взорвались остервенелым ревом, и бойцы густо полезли наружу, на ходу примыкая к штуцерам узкие, будто пчелиное жало, трехгранные штыки.
Князь выругался и повернулся к соседу по окопу.
— Черт, полковник, сейчас все может полететь кувырком, давайте быстро к казакам, пусть атакуют всей сотней правый фланг. Там наши пушкари все броневики повыбили. А я к пушкарям. Не дай бог сейчас вступят в дело пулеметы бронепоезда — «соратнички» из нас мясо перфье сделают (таково было местное название мясного фарша).
Полковник кивнул, но уже пустоте. О бывшем здесь князе напоминали лишь осыпающиеся с бруствера комья земли. Полковник нервно хмыкнул и, быстро выбравшись из окопа, помчался к лощине, где казаки в нетерпении гарцевали на взвинченных грохотом выстрелов и другими звуками боя конях. А у подножия высоты разворачивалась отчаянная рукопашная схватка.
