– Я знаю пару фокусов, – рассеянно отвечал Гален.
Он по-прежнему глядел в ту сторону, куда удалилась Роза. Она заботилась о нем! Правда заботилась!
– Фокусы? Какие такие фокусы? – Домоправительница взглянула на него подозрительно.
– Я невидимка, – заявил он и притворно рассмеялся, приглашая ее принять его слова за шутку.
Женщина не нашла в них ничего смешного.
Первая ночь
Роза не сомневалась, что за ужином сестры будут вести себя ужасно, но ее опасения не оправдались. Кое-кто из девочек считал Галена отчаянно романтичным – ведь он рисковал жизнью ради их спасения. Однако арест Анны и нависший над ними допрос слишком тяжко давили на душу, отбивая охоту дразниться. Присутствие за столом епископа Анжье, эмиссара архиепископа, не добавляло веселья.
Хотя предполагался частный семейный ужин, Анжье сам включил себя в число гостей и теперь восседал в конце стола темной тучей. Гален не пытался завязать беседу. Он спокойно ел и, казалось, не замечал присутствия епископа. Роза с облегчением оценила превосходные застольные манеры юноши: она опасалась, как бы он не опозорился перед Фрезией и Маргариткой – обе принцессы относились к таким вещам весьма щепетильно.
Наконец молчание утомило епископа.
– Вы рискуете своей бессмертной душой, молодой человек, – злорадно произнес он скрипучим голосом, как будто мысль о предстоящих Галену вечных муках приводила его в восторг.
– Не думаю, ваше святейшество, – отозвался юноша. – Мне так не кажется.
– Вы явились в дом, где практикуют колдовство. Разве это вас не пугает? – Анжье, крупный мужчина без единого волоска на голове, поджал толстые губы. Розе его лицо больше всего напоминало ком теста. – Это должно страшить любого богобоязненного человека.
– Я убежден в невиновности принцесс, – спокойно ответил Гален. – И нахожусь тут исключительно с целью выяснить, какая напасть к ним прицепилась.
Роза восхищалась его самообладанием. Она уже превратила рогалик в мелкие крошки и из последних сил сдерживалась, чтобы не выкрикнуть епископу Анжье какую-нибудь грубость.
А сидевший через стол от нее Гален продолжал:
– Учитывая бдительное присутствие здесь вашего святейшества, душа моя и вовсе вне опасности.
Он перехватил взгляд Розы и улыбнулся.
– Вы улыбаетесь, сударь? – возмутился Анжье. – Улыбаетесь перед лицом творящихся здесь ужасов?
Это стерло веселье со всех лиц. Фиалка заплакала, а Петуния уронила бокал и залила белую скатерть лимонадом.
– Ваше святейшество! – вспыхнул король Грегор. – Ни к чему вести такие разговоры при моих дочерях! Они слишком молоды, чтобы понять…
– Молодость не помешала им творить бесчинства, – перебил его епископ. Затем быстро поправился: – Я хотел сказать, не помешала попасть под влияние этой ужасной гувернантки.
Роза застыла. Она знала, что бедную Анну сделали козлом отпущения, но Анжье ясно дал понять: цель его – опозорить всю семью. Лучше б он оставил Анну в покое и противостоял королю как мужчина мужчине.
– При всем моем уважении, ваше святейшество, – мягко произнес Гален, – единственная вина принцесс, которую вы можете доказать, – это слишком быстро снашиваемые туфли. Никто из умерших в последние месяцы принцев не встретил свою судьбу на вестфалинской земле. Они погибли в результате трагических, однако вполне обычных несчастных случаев. Те, кто не пал от руки другого принца.
Мальва постучала ножом по бокалу, отдавая должное речи Галена. Гортензия одобрительно хмыкнула на звон серебра по хрусталю и принялась стучать по своему бокалу вилкой, склонив голову набок. Она негромко напевала, пытаясь попасть в тон. Сирень, Лилия и Орхидея с облегчением тоже начали постукивать по своим бокалам, стараясь поймать мелодию.
– Девочки! Девочки! – ошеломленно воскликнул король Грегор.
Роза с Лилией переглянулись. Подобное поведение было вызывающе грубым, но Роза понимала: это скорее реакция на потрясения дня, нежели недостаток воспитания. Она просто пожала плечами, не отводя глаз от лица Лилии, а та в ответ еле заметно улыбнулась.
Но для Примулы это оказалось слишком.
С момента приезда Анжье она ходила по дворцу, спотыкаясь, как сомнамбула. И теперь спор с епископом и звон серебра по хрусталю сломили ее. Она начала громко всхлипывать в салфетку:
– Прекратите, прекратите!
– Примула! – вскочила Роза.
– Лучше бы мне не родиться! – завыла та. – Лучше бы мы проиграли войну-у! – Она бросила салфетку и выбежала из комнаты.
– Очень интересно, – раздался резкий голос епископа. Он сложил пальцы домиком под подбородком. – Интересно, что она хотела этим сказать?
Его маленькие острые глазки поймали взгляд Розы, и девушка содрогнулась. Быстро взяв себя в руки, она вежливо присела перед отцом, а затем перед епископом.
– Вы меня извините? Не думаю, что Примулу стоит оставлять одну.
– Я, пожалуй, тоже пойду к ней, – сказала Лилия, поднимаясь.
Встали и остальные девочки, а следом – и Гален.
– А мне нелишне приглядеть за ними, – сказал он и поклонился королю и епископу.
Король отпустил их, и они гуськом вышла из зала. Поднимаясь по лестнице в покои сестер, Гален взял Розу под руку. Теплые и твердые мускулы ощущались даже через рукав рубашки. Роза изо всех сил старалась не цепляться за него, как утопающая.
В гостиной юноша устроился в кресле у огня и вынул вязанье. Примула съежилась на диване возле окна, жалобно плача. Роза подошла к ней, села и притянула сестру к себе, а остальные девочки столпились вокруг, сочувственно вздыхая.
От младших, однако, не стоило ожидать длительного проявления участия. Устав суетиться вокруг Примулы, они постепенно отошли поговорить с Галеном. Роза заметила, как бесконечно терпелив с ними юноша. Петуния размотала один из его клубков, чтобы поиграть в «кошачью колыбельку», а он якобы не заметил. Усадил Фиалку на подлокотник и учит малышку вязать.
Роза подошла и опустилась на стул напротив Галена. Он поднял на нее глаза, улыбнулся и вернулся к обучению Фиалки. Та наконец отложила сделанный для нее «плясунчик» и вплотную занялась спицами. Мяукая по-кошачьи, подошла Петуния и принялась обматывать шерстью Розины юбки.
– Итак… – начала Роза и осеклась. О чем говорить? – Каково было на войне? – спросила она наконец, чувствуя себя полной дурой.
По лицу Галена промелькнула тень, и девушка пожалела о заданном вопросе.
– Не… – Он взглянул на склоненную головку Фиалки. – Неприятно.
– Извините, я не хотела бередить старые раны, – произнесла Роза с раскаянием.
– Раны? А вас когда-нибудь ранило? – спросила подошедшая Орхидея; глаза ее округлились от любопытства.
