Шло очередное нудное заседание Совета Двенадцати Тысяч. Роскошный зал заливали потоки золотого света. Обсуждали то ли ограничения чьих-то прав, то ли отмену этих ограничений; треть членов Совета присутствовала в виде голограмм, а треть и вовсе отсутствовала. Скучно было и репортёру, и депутатам, и даже, кажется, служебным ИскИнам: тихое золотое болото.
Оно, болото, не сумело всколыхнуться в единый миг. Добрых полчаса потребовалось ему на то, чтоб проснуться. Сначала ИскИн замаячил над плечом спикера, потом кто-то неуклюже пробежал по залу между рядами кресел. Депутаты загомонили, оглядываясь, заметалась камера. Включился большой экран. На нём высветился логотип коммуникационной компании и сменился другим логотипом: стилизованным изображением спиральной галактики с радугой, соединяющей рукава.
В этот момент стало тихо.
Верховный Совет Манты вышел на связь.
Мантийцы выбрали для контакта не фактических правителей Союза, а номинальных; и самих номинальных правителей это донельзя удивило. Они медлили ещё несколько минут: должно быть, ждали согласия директоров Неккена. Потом наконец приняли вызов.
Председатель Верховного Совета дружески приветствовал почтенных коллег. Сонные техники Дворца Союза допустили серьёзную идеологическую ошибку: изображение пошло на главный экран, и некоторое время огромный лик Сана Айрве нависал над маленькими фигурками депутатов – точно Господь Бог взирал на детей. Надо сказать, что великий учитель с достоинством исполнял эту роль. Крепкий румяный старик с глазами ясными и добрыми, с открытой улыбкой, он сказал, что желал бы укрепления связей с братской цивилизацией и сожалеет о том, что связи эти рвутся, ведь всё человечество происходит от одного корня, с одной Земли… Ещё никто ничего не подозревал. В зале переговаривались. Нарастало недоумение: никаких договорённостей ни с кем не было, никто не знал, как нужно реагировать. Депутаты томились одним желанием: свалить на представителей Неккена ответственность за последствия этого разговора.
Потом Председатель официально попросил слова. Слово дали мгновенно: видимо, кто-то из директоров уже следил за происходящим. Огромный лик исчез: теперь голографический Сан Айрве стоял на трибуне и ничем не отличался от окружающих.
Он произнёс короткую содержательную речь, призвал к согласию и сотрудничеству, к укреплению контактов если не политических, то хотя бы культурных.
В нашей общей истории сказал он немало тёмных страниц, но будущее всегда может стать светлее. Мир во всём мире и всеобщий счастливый труд во благо человечества – вот наша цель.
Спикер начал отвечать ему, согласился в целом и едва перешёл к теме демократических ценностей, как в зале возникла голограмма Акены Тикуан. Увидев её, спикер на миг замолк. Императрица мягко кивнула, и он продолжил рассуждать о свободе личности.
– Да, – сказал Сан Айрве, ласково улыбаясь, – это очень важно. И в качестве жеста доброй воли я хочу сообщить вам прекрасную новость.
Спикер поднял подбородок. Акена улыбнулась.
– Мы нашли Землю, – сказал Председатель, – и начали с ней работать.
И воцарилось безмолвие.
Оно длилось не более пяти секунд, но даже при втором и третьем пересмотре записи казалось бесконечным.
Потом гендиректор сказала: «Это ложь. На Земле нет жизни».
На лице её не дрогнула ни одна черта. Мертвенно-бледный спикер склонил голову в выражении печали.
– Конечно, окончательная утрата Земли – ужасная трагедия, но, пожалуй, при нынешней астрополитической обстановке меньшая, чем превращение Земли в Манту.
Сан Айрве лукаво сощурился и спросил доверительно, едва не по-домашнему:
– Может быть, вы нашли не совсем ту самую Землю?
Впервые просматривая запись, на этом её моменте Николас ахнул от восторга и прикусил пальцы. Дядюшка Сан был воистину великолепен. Конечно, наиболее агрессивная часть общества отреагировала на этот ход требованием немедленно отбить у врага прародину человечества, но эта часть на всё реагировала одинаково. К тому же местонахождение прародины по-прежнему было известно только врагу. Манта выиграла одно из важнейших сражений Холодной войны и получила огромное психологическое преимущество.
«Если колыбель человечества превратится в очередной клон Манты, – подумал Николас тогда, – это будет такое поражение, реванш за которое невозможен. У Тикуанов мало времени, очень мало. Буквально несколько лет на то, чтобы найти Землю и провалить интервенцию на ней».
Вечером того же дня он получил письмо из департамента по связям с общественностью. В копии значился господин фон Зондер. Доктор так и не стал президентом Циалеша, зато стал большой шишкой в Сверхскоплении. Активизация поисков была по части другого департамента, но менеджеры-социологи уже думали о том, как бороться с мантийской пропагандой в умах землян. Возлагали большие надежды на сотрудников из семнадцатой сферы. Вариант Гиакенена в случае с Землёй был немыслим.
«В конечном итоге, – думал Николас, – это ещё один способ принуждения к миру. Дипломатическое иносказание, обычно обозначавшее миротворческий десант, внезапно обрело новый смысл. Пока Неккен в безумной спешке ищет Землю, пока на Земле идёт война разведок и пропаганд, две цивилизации Сверхскопления не возьмутся за оружие, и “Трансгалактика” останется на консервации».
О чём он и сказал Эрвину.
Эрвин поразмыслил.
– Равновесие, – сказал он, – сложная штука. Хотел бы я увидеть когда-нибудь настоящий мир.
– Зависит от того, под каким углом смотреть, – ответил Николас. – Мы смотрим сверху, поэтому не видим его. Но в Сверхскоплении триллионы людей всю жизнь проживут в мире и будут делать кассу блокбастерам с большим количеством взрывов. Фермеры Циа получили мир, которого они хотели… Эрвин, летим к морю. Ко мне. Там мой дом.
Эрвин обнял его за плечи. Николас прикрыл глаза и улёгся ему на грудь. Волны тихо набегали на берег.
– Помнишь Грей-Рок? – спросил Эрвин. В голосе его слышалась улыбка.
Николас засмеялся.
«Тропик» сел в Пригорках глубокой ночью. Лил дождь, и дул страшный ветер. У края пустой посадочной площадки стояла машина с открытыми дверями и включённым силовым полем. Возле неё возвышался тощий Зондер в тяжёлом штормовом плаще. Он был один, но с видом совершенной уверенности в себе крутил на пальце наручники. Глаза у него искрились весельем. Фрайманн сделал каменное лицо и безропотно протянул запястья.
– Не дождёшься, – с ноткой злорадства сообщил ему Доктор, – а то я вас не знаю. Вас если брать, так только коллективом.
И он стремительным движением приковал их с Николасом друг к другу.
Ассоциация, которая при этом у Николаса возникла, насмешила его так, что он даже сказать ничего не смог, чтобы не разразиться хохотом. В машине он продолжал мелко вздрагивать от сдерживаемого смеха, и Эрвин недоумённо спросил у него, в чём дело. Благо от водителя их отделяла звуконепроницаемая стенка
