– Филимон? – еще более мрачно спросила я, понимая, что даже у бедняг в сказочной Древней Греции настоящей любви не было. На душе стало совсем пасмурно, словно я услышала любимую сказку, в которой вместо привычного счастливого конца главные герои умерли в жутких корчах. – Что за имя такое?
– Вот ты вся в маму, – отозвался папа весело, – она тоже, когда услышала эту историю, спросила, что это за имя такое дурацкое и на греческое непохожее, а потом полдня ходила по Галазу печальная. Ей, видите ли, история в душу запала. Жалко стало их. В результате я оказался виноватым. Потому что не понял все трагичности их истории, э-эх. – Он вдруг тепло улыбнулся, словно вспомнив что-то хорошее.
Я закрыла глаза. Лазурный курорт, лазурная девушка Инна, какая-то там идиотская жена идиотского правителя идиотского лазурного города. Ненавижу лазурь! Смерчинский, тебе бы шею свернуть… И Троллю – тоже. Что же происходит? Что двигало Денисом? Какие цели он преследует? Неужели Князева все же нравится ему? Что они вместе делали в Галазе? Кто они друг другу? Они ведь столько лет знакомы… И как в этом всем замешана ее сестра Инна, о которой сказал Черри и о которой я не захотела слушать от Смерча? Вот дура, а надо было тогда узнать все и окончательно поставить точки над и.
Дома меня наскоком одолели воспоминания – память, словно издеваясь, подкидывала мне один за другим фрагменты из нашего с ним короткого, но яркого общения, а скука по предателю Дэнву достигла едва ли не своего пика. Мне физически хотелось дотронуться хотя бы кончиков его пальцев, хотя бы на миг прикоснуться к его волосам, хотя бы… просто увидеть перед собой. Но, увы, он решил, что с Ольгой ему будет куда лучше. Уехал с ней, приехал с ней. Побить бы его с силой, словно он резиновый! Увижу – так и сделаю. Так и сделаю – если смогу посмотреть в его глаза. Синие с искорками, участливые и с хитринкой, жизнерадостные, но в которых иногда проскальзывала непонятная тоска.
А может быть, папа был не прав? Может быть, Смерчинский все же обманщик и манипулятор, который принимает людей за шахматные пешки? Может быть, и его обманул этот парень?
Я молча, даже не отреагировав на приветственное «мияу» котэ, завалилась в свою постель, наблюдая за крупными каплями дождя на потемневшей улице, небо над которой плотно закрылось тучами. Мною овладевали двойственные чувства. Меня распирало от желания сделать хоть что-нибудь, чтобы узнать правду, но в то же время я безумно хотела закрыться одеялом с головой и никогда-никогда не вылазить на белый свет.
С одеялом на голове я просидела минут пять, не больше. После, повинуясь какому-то неясному в тот момент импульсу, вынырнула из-под него и схватила телефон, чтобы вновь позвонить Смерчинскому. Увы, он с кем-то болтал – линия была занята. А его отцу звонить я не желала. Хватит, опозорилась уже. Мрачно поскребя ногтями стену, я, охваченная гневом, зачем-то набрала номер Князевой. Оператор сообщила, что она находится вне зоны доступа. Я решила дозвониться хотя бы до Димки – но он просто не брал эту чертову трубку! Они меня игнорируют, что ли, все?!
Я, недолго думая, позвонила Смерчинским домой – ноль результата. Чащина, дурака, дома не было. Тогда я с демоническим блеском в глазах отрыла через Регину домашний телефон Олечки, и только тогда мне повезло. Ну, как сказать, повезло… Это был еще один гвоздь в гроб моих чувств.
– Можно Ольгу? – спросила я громко.
– А ее нет, деточка, – отозвался надтреснутый голос пожилой женщины – чуть позже я узнала, что это была бабушка Тролля. – Олечка ушла.
– Не подскажите куда? Мне она очень-очень нужна.
– К Денису Олечка ушла. Сказала, что пошла к Денису, – ответила моя собеседница. – Вот только вчера приехала, а сегодня уже дома нет с утра. Убежала Олечка.
У меня, по-моему, едва не помутился рассудок. К кому ушла Олечка-Троллечка? К Денису? Ну, Олечка, ну Денис, я вас найду и… вы повторите судьбу древнегреческих Дионисии и Филимона.
– К Смерчинскому? – спросила я с трудом. Я не верила в происходящее. Меня накрыло то самое состояние временного безразличия, которое бывает после какого-либо потрясения, когда ты еще и не веришь толком в происшедшее, хотя понимаешь, что это не сон и не шутка, а злая реальность.
– Да-да, к Денису Смерчинскому, именно. А вы кто, Олечкина подруга? – спросила добрая бабушка.
– Ага. Подруга.
И, возможно, будущая убийца.
– Тогда приходите к нам в гости, – обрадовалась Князева-старшая, – у Оли так мало подруг. Одна только Региночка. Да и та редко бывает. А как вас зовут?
– Маша меня зовут.
– Я тогда скажу Олечке, что ей звонила Маша.
– Спасибо, – поблагодарила я бабушку. – И скажите ей, что я очень хочу с ней поговорить.
– Непременно, Маша, непременно скажу.
И на этом мы распрощались.
Несколько минут я сидела почти без движения, переваривая всю полученную за сегодняшний день информацию. А после грянул гром – и на улице, и в моей душе.
Оцепенение спало, и навалилась грузная ярость. То, что было огненным цветком, превратилось в огненный ураган эмоций.
– Значит, реально развлекаешься с Князевой, сукин ты сын? – прорычала я. – Развлекайся! Хоть всю свою жизнь!
Сначала я просто била подушку, вымещая на ней злость, а после, чуть подуспокоившись и кусая до крови губы, вновь схватила телефон.
И под ливнем эмоций написала сообщение:
«Смерчинский. С этого дня забудь, пожалуйста, мой номер телефона, адрес, имя и внешность. Ты для меня больше не существуешь. Я думаю, ты знаешь причины. Я ненавижу ложь и тебя, как ее приложение!»
Послав эсэмэс, я, глубоко и часто дыша, отправила его номер телефона на своем мобильнике в черный список. Подумала, и в настройках запретила все сообщения и звонки с любых номеров, кроме самых нужных, что были в записной книжке. Еще немного подумала и заблокировала его номерок в домашнем телефоне. Поставила в игнор в Интернете – везде, где смогла, чтобы он точно не мог со мной связаться.
Я делала все это не только потому, что понимала, как больно мне будет слышать его голос, ставший родным, но и потому, что я боялась его чар. Вдруг он сможет вновь запудрить мне мозги и манипулировать глупой девочкой Машей и дальше? Вдруг он заставит меня вновь поверить ему и я опять, как дурочка, буду слепо идти за ним, преданно глядя в манящие глаза?
Да, я любила его, чего уж тут таить, любила сильно, может быть, еще по-детски наивно, всей душой и всем сердцем, всем своим существом, но я не желала быть безвольной куклой в руках у прекрасного синеокого кукловода, мастерски дергающего то за одну, то за другую веревочку.
Пусть я лучше буду страдать без него, зная правду и чувствуя себя свободной, чем буду рядом, раз за разом обманутая. Пусть мне будет больно, но я не буду сидеть в клетке из своих иллюзий! Пусть все будет так – нелепо, грустно и безысходно, но я останусь собой.
