Байба сняла трубку после третьего гудка. Валландер разволновался. Ему до сих пор каждый раз казалось, что она больше не хочет с ним встречаться. Он был настолько не уверен в ее чувствах, насколько уверен в своих собственных. Но сейчас голос у нее был веселый. Ее радость тотчас передалась ему. Она рассказала, что неожиданно решила съездить в Таллинн. Подруга туда собиралась и пригласила ее с собой. Как раз на этой неделе лекций в университете не намечается. С переводами, которыми она сейчас занималась, никакой спешки нет. Байба вкратце рассказала о поездке и спросила, как идут дела в Истаде. Валландер решил пока не говорить ей, что их поездка в Скаген находится под угрозой срыва из-за событий последней недели, просто сказал, что все нормально. Они договорились созвониться вечером. Еще некоторое время Валландер держал руку на телефоне. Он не знал, как отнесется Байба к тому, что отпуск ему пришлось отложить.
Валландер подумал, что эта дурная черта характера с годами все больше развивается в нем. Он стал нервничать по любому поводу. Он беспокоится о том, что Байба поехала в Таллинн, что сам он может заболеть, о том, что проспит, что его автомобиль попадет в аварию. Всем своим существом он просто излучает какое-то неуместное беспокойство. Скорчив гримасу, он подумал, что Матс Экхольм мог бы нарисовать его собственный психологический портрет, чтобы показать ему, как избавиться от этих несуществующих проблем.
Он оторвался от мрачных мыслей, когда в приоткрытую дверь постучал Сведберг. Вчера он совсем не подумал о том, что весь день припекало солнце. Лысина у него вконец обгорела, лоб и нос тоже.
— Вечно я забываю о своей чувствительной коже, — недовольно заметил Сведберг. — Жжет чертовски.
Валландер вспомнил, как накануне у него самого щека пылала от пощечины. Но вслух об этом не сказал.
— Вчерашний день я посвятил тому, что опрашивал всех, кто живет неподалеку от виллы Веттерстедта, — сообщил Сведберг. — Выходит так, что Веттерстедт любил гулять по побережью. Когда утром, а когда и вечером. Он всегда был вежлив, при встрече всегда здоровался. Но ни с кем из соседей не общался.
— То есть, у него была привычка гулять даже по вечерам?
Сведберг полистал свои записи.
— Он часто спускался к побережью.
— Так что, привычка у него такая была?
— Насколько я понял, можно сказать, что да.
Валландер кивнул.
— Так я и предполагал.
— И еще кое-что может тебя заинтересовать, — продолжал Сведберг. — Шеф муниципальной канцелярии Ланц, который сейчас на пенсии, утверждает, что в понедельник, 20 июня, в его дверь позвонила какая-то журналистка. Она спросила, как пройти к дому Веттерстедта. Ланц говорит, что эта журналистка вместе с фотографом направлялись туда, чтобы сделать репортаж. Другими словами, это значит, что кто-то все-таки побывал у Веттерстедта в последний день его жизни.
— Это значит, что есть фотографии, — сказал Валландер. — И что это была за газета?
— Ланц об этом не знает.
— Придется тебе обзвонить редакции, — сказал Валландер. — Может статься, это для нас важно.
Сведберг кивнул и направился к выходу.
— Ты бы намазался кремом, а то такой солнцепек, — сказал Валландер. — Выглядишь неважно.
Когда Сведберг ушел, Валландер позвонил Нюбергу. Через несколько минут тот зашел в кабинет к Валландеру и забрал разорванный листочек «Фантома».
— Не думаю, что твой преступник приехал на велосипеде, — сказал Нюберг. — За сараем мы нашли следы то ли мопеда, то ли мотоцикла. Нам удалось выяснить, что все дорожные рабочие, которые пользуются сараем, имеют машины.
Какой-то образ тотчас промелькнул в голове Валландера, но осмыслить его он не успел. Он записал в тетради слова Нюберга о следах.
— И что мне с этим делать? — спросил Нюберг, раскрывая пакет с газетным листочком.
— Отпечатки пальцев, — ответил Валландер. — Возможно, они совпадут с остальными.
— По-моему, «Фантом» просто-напросто читал какой-то ребенок, — сказал Нюберг.
— Нет, — ответил Валландер. — Здесь ты ошибаешься.
Когда Нюберг ушел, Валландер на секунду задумался о том, чем ему заняться в ближайшие часы. Рюдберг учил его, что полицейский всегда должен выбирать на каждый момент самое важное дело. Но что, собственно, сейчас самое важное? Расследование находится в той стадии, когда ничего не ясно, сложно сказать, что важнее, а что может потерпеть до завтра. Валландер знал, что остается только терпеливо ждать.
Он вышел в коридор и постучал в кабинет, временно принадлежавший Матсу Экхольму. Услышав ответ, Валландер раскрыл дверь и вошел. Экхольм сидел, положив ноги на стол, и листал какие-то бумаги. Кивнув на стул для посетителей, он отложил документы в сторону.
— Как идут дела? — спросил Валландер.
— Плохо, — радостно ответил Экхольм. — Этого человека голыми руками не возьмешь. Жаль, материала маловато, ухватиться не за что.
— Ты хочешь сказать, он должен совершить еще несколько убийств?
— Точнее говоря, это облегчило бы процесс поиска, — сказал Экхольм. — Многие исследования ФБР говорят о том, что перелом в расследовании часто наступает после совершения третьего или четвертого убийства. Тогда можно начинать отсеивать артефакты и прорабатывать характерные черты. А мы ищем именно эти характерные черты. По ним мы и попытаемся угадать, кто за всем этим стоит.
— А что ты сказал бы о взрослом человеке, который читает детские комиксы? — спросил Валландер.
Экхольм удивленно вскинул брови.
— Это как-то связано с убийцей?
— Возможно.
Валландер рассказал о своей вчерашней находке. Экхольм выслушал его с большим интересом.
— Чувственная недоразвитость или деформация ощущений почти всегда присутствуют у людей, которые совершают повторные акты насилия, — ответил Экхольм. — Они не способны внутренне отождествить себя с миром ощущений другого человека. Поэтому они совершенно не воспринимают страдания, которые причиняют своим жертвам.
— Вряд ли все взрослые, которые читают «Фантом», совершают убийства, — сказал Валландер.
— Аналогичным примером является серийный убийца, который был специалистом по Достоевскому, — ответил Экхольм. — Можно приставить кусочек к мозаике и посмотреть, подходит ли он.
Валландеру не терпелось уйти. Времени на затянувшуюся дискуссию с Экхольмом у него не было.
— Теперь ты ознакомился с материалами дела, — сказал он. — Какие выводы ты уже сделал?
— Собственно, вывод один, — ответил Экхольм. — Убийство Карлмана будет не последним.
Валландер ждал объяснений, которые так и не последовали.
— Почему?
— Что-то в общей картине преступлений мне это подсказывает. Что конкретно, объяснить не могу. Были такие случаи с охотниками за трофеями.
