– Княже, – промолвил Зверобой, бывший старший стременной, а теперь тысяцкий, – ты не упомянул Ляхов, они ведь тоже славяне.
– Славяне, – нехотя согласился Святослав, – однако ни богов славянских, ни друзей своих особо не почитают, хотят сами выше всех быть. Да и князь их Мешко христианство от немцев принял, сам на лютичей и поморов теперь нападает. Одно вам скажу: нынче, кто сам по себе остаться захочет, тот попадёт к чужим народам в рабство. И будет горбатиться в неволе, воду таскать, той водой ноги хозяину мыть, а уж потом ему будет дозволено самому напиться! Нам бы хоть лето мирно пожить, рати пополнить, а там, глядишь, люд из Киева да прочих градов русских прибудет, ибо войны, видимо, не миновать, – добавил он. – Боскид, – обратился князь к темнику, – придётся тебе опять отправляться к уграм и заключать с кенде Чобо договор о военном союзе, на сей раз против Византии. Скажешь, что получат всё захваченное ими золото и сокровища греческих городов, если встанут под мою руку! Иоанн Цимисхес требует, чтобы мы оставили Болгарию и вернулись домой. Но мы пришли сюда по просьбе императора Никифора Фоки, обещавшего отдать нам Болгарию, так, патриций? – повернулся Святослав к Херсонеситу.
– Так, князь! – кивнул Калокир и добавил: – Иоанн Цимисхес пришёл к власти с руками обагрёнными кровью василевса Никифора Фоки. Он – убийца и самозванец. И я готов идти с вами, чтобы наказать преступника.
– Теперь о печенегах, – промолвил князь, – у нас с ними прошлым летом мирный договор заключён был. Я имею в виду правобережные племена, что приходили осаждать Киев. Понятное дело, что без подстрекательства Византии тогда не обошлось. Теперь пришёл черёд ей расплатиться за всё сполна! Зворыка, отправь-ка немедля посольство от моего имени к их предводителю Хасым-беку и пообещай печенегам то же самое, что и уграм, – греческое золото, дорогие одежды и захваченных пленников.
Зворыка отправился исполнять наказ Святослава о посольстве к печенегам.
– Ладно, все свободны, – отпустил князь темников. – А ты что хочешь? – спросил у вошедшего и топтавшегося у двери гридня.
– Греческие посланники принять просят. Ответ их василевсу дать и поскорее отпустить домой.
– Отчего ж так скоро? – усмехнулся князь.
– Видно, великого страху нагнал на них Могун. Старший посланник с утра и вовсе занемог. Цветной плат в холодную воду всё окунал и дрожащей рукой растирал себе шею и грудь.
– Что ж, просят – примем. Зови! И кликни патрикия Калокира, пусть речёт свой ответ василевсу.
Посланники вошли в гридницу, поклонились князю низко-низёхонько. Старший посол, весьма бледный и, видно, нездоровый, кинул на Святослава настороженным оком. И другие косились вокруг, словно ожидая удара в спину или ножа в потылицу.
– Ступайте к своему василевсу, честные посланцы, – сказал Святослав, – и реките ему такой ответ. Аз, Святослав, князь Киевский и Переяславский, владетель земель Камских, Волжских, Булангарских, Хазарских и всех земель славянских и русских, говорю тебе, василевс греческий, Иоанн Цимисхий: мира хочешь? Я тоже. Знаю, что купцы ваши и наши торг вести хотят. Пусть ваши гости приходят в наши грады за лошадьми койсожскими, мехами и кожами, за воском, салом, житом с пшеницею, за лесом для постройки судов, за мёдом бортницким, камнями светлыми, медью червонной, шерстью овечьей – всё сможете купить в Русской земле обильной. Однако в подтверждение мира по уговору наших князей и ваших василевсов Византия обязалась ежегодно выплачивать Руси дань, а новый император о сём молчит. Напомните вашему василевсу, что он мне должен дань за два лета. И передайте Иоанну Цимисхию слова мои, что Болгарию я ему не отдам! Ибо получил её по уговору с Никифором Фокой. Разве только, – князь недобро усмехнулся в усы, – император заплатит мне за каждый взятый мной город и каждого пленника… Говорите, Мизия – земля греческая? Сия земля – моих предков, земля даков, гетов, фракийцев и русколан, кои жили здесь у Русского моря, когда ещё и в помине не было греческого Византия. Так что, ежели захотите отнять Болгарию силой, пойду на Константинополь и изгоню вас аж в пределы Азийские! Спросите у вельмож своих, тиунов да люда византийского, хотят ли лишиться греки собственной земли?
В гласе Святослава послышался угрожающий рык. Старший посол начал чаще вытирать бледное чело расписным платком, дожидаясь, когда толмач переведёт остальным посланникам слова ужасного скифа.
Видя, что византийцы преисполнены боязни, Святослав неожиданно успокоил:
– Грядите, послы, не бойтесь. Я дам вам надёжную стражу, и по моему слову княжескому никто вас перстом не торкнет. И коней дам борзых, чтобы поскорее добрались домой. Фарлаф, распорядись! – велел он. К этому времени в гридницу вошёл Хорсунянин. – А что касаемо патрикия Калоркира, посланника василевса Фоки, то он человек вольный, почтенные послы, вот он перед вами, с ним речь и ведите.
Вскоре варяг вернулся с докладом:
– Кони, княже, для послов сёдланы!
Сумрачные греки вышли, сели на коней. А старшего посла усадили в особую колыбку, подвешенную между двух лошадей, чтобы он по немочи не упал с седла, не разбился, а ехал в душистом сене до самой Визанщины, неся своему императору ответ Святослава.
Два десятка русских дружинников выступили охраной. И старшему десятнику было наказано идти борзо, нигде не останавливаясь, до самых границ, и поскорее ворочаться назад.
Старый апокрисиарий предстал перед императором, едва успев помыться, переодеться и наскоро перекусить с дороги. Окинув быстрым цепким взглядом его худую, уже увядающую стать, Цимисхес знаком повелел начинать доклад.
– Великий и Богоравный василевс, – начал опытный дипломат строго по заведённому порядку, – наше посольство выполнило твоё поручение и передало повелителю северных скифов твою божественную волю. Несмотря на переданное ему пожелание мирно решить вопрос, Сффентослаф передал такой ответ. «Я уйду из этой богатой страны не раньше, чем получу большую денежную дань и выкуп за все захваченные мною в ходе войны города и за всех пленных. Если же ромеи не захотят заплатить то, что я требую, пусть тотчас же покинут Европу, на которую они не имеют права, и убираются в Азию, а иначе пусть и не надеются на заключение мира с нами», – зачитал апокрисиарий ответ Святослава.
– Как вёл себя предводитель скифов? – мрачнея ликом, спросил император.
– Он вышел из себя, но упоминание о моём участии в переговорах с его отцом Ингаром несколько смягчило грозного варвара, иначе некому было бы сейчас прочесть тебе эти строки, Богоравный, – с поклоном отвечал апокрисиарий. И осторожно добавил: – Сффентослаф считает, что земля, которую он отторг у мисян, есть вотчина его предков, а по закону скифов за землю предков надлежит сражаться до конца…
Волевые скулы красивого лика императора напряглись. Он некоторое время молчал, углубившись в свои думы, а потом спросил, окинув взглядом стоящее пред ним посольство:
– Где патрикий Калокир, пусть он подробней расскажет мне о катархонте россов…
Посол переглянулся со спутниками и, помявшись, осторожно молвил:
