Конные дозорные, а потом и керкиты основного греческого стана, заслышав шум и лязг клинков в хозяйстве Куркуаса, подняли тревогу, к машинам устремились ромеи.
Когда развёрнутые фаланги подоспели к пригорку, на котором за насыпным валом расположились осадные машины, яркое пламя взметнулось в тёмное небо, осветив всё вокруг и сделав звёзды невидимыми. Некто охваченный пламенем с нечеловеческим воплем бросился им навстречу, то был несчастный воин, что схоронился среди горшков с лидийским огнём. А следом загрохотали, разбрызгивая огненные фонтаны, один за другим, лопаясь от жара, горшки с огненной смесью. Воины попятились, прикрываясь щитами, потому что пылающие струи разлетались всё дальше.
Между тем и воинам личной охраны магистра пришлось вступить в схватку с варварами. Только оптиону с двумя оставшимися в живых охранниками удалось свершить чудо – незаметно дотащить грузное тело магистра до коновязи. Здесь несколькими сильными ударами по щекам и водой из широкой деревянной бадьи, из которой поили лошадей, они наконец смогли разбудить хозяина и, умоляя его не шуметь, усадили верхом на коня. Оптион стрелой взлетел на своего жеребца, его примеру последовали охоронцы, и они поскакали прочь от наступавшей на пятки смерти. Ещё немного – и беглецы вырвутся из окружённого насыпью расположения осадных машин.
Но то ли родственник императора не совсем проснулся, то ли мало протрезвел, но, преодолевая насыпь, он свалился с коня. Оптион, спешившись, стал поднимать начальника, но эта задержка стоила несчастному жизни. Брошенная твёрдой рукой сулица вошла византийскому воину между лопаток, он вскрикнул и рухнул рядом со своим господином. Двое оставшихся охоронцев мигом пришпорили коней и скрылись из глаз.
Подбежавшие русы тут же подхватили поводья коней, один от удивления присвистнул.
– Гляди, брат, какая важная птица нам попалась, плащ и одежда прямо княжеские! – воскликнул он, указывая на таращившего глаза Куркуаса, который лёжа пытался извлечь свой меч.
– Да ты погляди на коня, сбруя вся, даже не пойму при лунном свете, не то золотая, не то серебряная, никак, сам их император! – восторженно ответил воин.
– Так, стало быть, из-за этого мордатого упыря столько крови пролито, грады рушатся и люди гибнут, из-за этого недомерка наш Зворыка загинул, руби его, братья!
Мечи и боевые топоры превратили высокомерного обожателя золота и дорогих камней в кровавые куски человеческой плоти. А ещё через мгновение русы, прихватив коней и голову «императора», вернулись к палаткам ромеев, сообщив собратьям радостную весть.
– Эх, зря вы это, – сурово отчитал их сотник, – живым его надобно было взять, да ладно, грека теперь уж не сложить обратно!
А утром на восточной башне ромеи узрели выставленную на длинном копье голову магистра.
– Как это случилось? – меча синие молнии из очей, грозно вопросил император, когда ему доложили о гибели Иоанна Куркуаса.
– Ночью в расположение осадных орудий, – хмуро доложил Варда Склир, – словно демоны из преисподней, проникли проклятые варвары и при помощи хранившегося там лидийского огня уничтожили всё, а самого магистра Иоанна зверски изрубили. Из-за его красного плаща и богатого одеяния скифы решили, что убили самого императора Ромейского, и теперь, выставив его голову на копье в восточной башне, потешаются над нами и кричат, что закололи императора, как жертвенное животное.
– Это не заслуга варваров, – мрачно обронил после некоторого промедления Цимисхес, – а кара Господня за совершённые Иоанном грабежи святых храмов, верно, отец Феофил? – обратился к сидящему рядом синкелу император.
– Так, великий, магистр Куркуас, пользуясь своей властью, разграбил в Мисии много церквей, обратив их утварь и священные сосуды в своё частное имущество. И потому кара Божья сурова, но справедлива, – вздохнул представитель патриарха.
Склир видел, что император едва сдерживает ярость: варвары не только убили его родственника, но и уничтожили многие осадные орудия и запасы лидийского огня, и это было самое худшее. Поэтому слова о каре Господней, пожалуй, были лучшим объяснением и для армии, и для самого императора.
– Усилить стражу, укрепить валы, немедля собрать новые тагмы и турмы для замены раненых и убитых! – молвил, всё более воспламеняясь гневом, император. – Мы не позволим прийти в полис никакой помощи – ни одной меры зерна, ни одной повозки с пищей, пусть варваров начнёт косить голод и болезни. Когда они съедят всех собак и ворон в своём проклятом Дристере, у них поубавится Ахилловой злобы и ярости, тогда и увидим, как они будут стоять против наших клинков! Мой план «Агра» входит в решающую стадию!
Воодушевлённые стратигосы одобрительными криками поддержали императора.
Глава 5
Отчаянные вылазки
Доростол второй месяц держал оборону. Греки так плотно обложили град, что никакая помощь не могла пробиться к Святославу. Люди сильно голодали, ловили и ели воробьёв, из них получалась наваристая юшка. Только ездовых лошадей берегли и делились с ними скудными запасами прелого овса. Единственное, что выручало, – Дунай-батюшка, который и поил, и кормил людей тем, что удавалось поймать у берега. По ночам рыбаки ставили сети и ещё до рассвета их вынимали. Пойманную рыбу несли в крепость, и там жёны ставили в котлах варево на всех и пекли хлеб из остатков сорной муки.
За подступы к Дунаю всякий день шла битва с греками, потому как река стала в тот час единственным источником жизни и путём связи с внешним миром.
Как-то рано утром с лёгкой и вёрткой греческой лодьи, именуемой ими галея, заметили старый убогий челнок, в котором согбенный дед и отрок ловили рыбу, закидывая в воду плетённые из лозы вентеря и прочую нехитрую самодельную снасть.
– Эй, вы, кто такие, здесь нельзя плавать! – прокричал с галеи на болгарском бородатый воин.
– Так… мы не виноваты, – тоже по-болгарски, громко, чтоб его наверняка услышали, зачастил-запричитал отрок, готовый вот-вот сорваться на плач. – Мы вон там ловили, – указал он рукой выше по течению. – Дедушка старый, задремал, не заметил, как отвязалась вервь от багра, вот нас и снесло, простите, господин воин!
– Ну-ка, плыви сюда, да поживее! – приказали с галеи.
Юнец, ловко управляясь одним веслом, приблизился к греческой лодье. Византийские воины внимательно оглядели сверху лодчонку, но ничего подозрительного не заметили. Старик, одетый в жалкие лохмотья, да худой испуганный юнец в такой же драной и насквозь пропахшей рыбой одежонке. Некоторое время бородатый грек раздумывал, пустить на дно жалкий челнок вместе с несчастными рыбарями или отпустить сих никчёмных болгар. Всё-таки друнгарий флота Лев говорил, что они, византийцы, пришли освободить болгар от россов.
– Много наловили? – осведомился наконец грек, перегибаясь через борт и заглядывая в убогий челнок рыбарей.
– Вот всё, что успели, – кивнул отрок на дно лодчонки, где лежали несколько хороших, в пару локтей, рыбин и десятка два мелких.
