Небо к вечеру нахмурилось, густые тёмные облака, клубясь, поползли с гор. Ещё немного, и первые капли долгожданного дождя, первого за долгие седмицы иссушающей жары, упали на горячую землю, тут же бесследно высыхая. В крепостные ворота застучали. Работники уже давно покинули хозяйство, осталась только охрана в полторы сотни человек да обслуга, которая всегда жила здесь.
– Кто такие? – строго окликнули на болгарском с башни.
– От мелиарха Стратония, кентархия его личной охраны. Перед тем как он прибудет сюда, обязаны проверить, всё ли в порядке, – ответил на греческом высокий и стройный воин, восседавший на вороном коне, облачённый в добротный клибанион, в шлеме с гребнем, красный хламис был накинут на его плечи. Сзади теснились воины с высоко поднятыми греческими щитами.
В башне засуетились, кто-то поспешил сообщить о гостях самому хозяину.
– А когда же прибудет сам достопочтенный мелиарх с воинами? – осторожно спросил кто-то.
– Я кентарх Пиниус, одной моей кентархии достаточно, чтоб разнести в щепки ваши ворота, если станете задавать глупые вопросы и выведывать у меня воинские тайны. Никто не имеет права знать планы мелиарха, а тем более орать о них с башни! Открывайте, пока я не рассвирепел окончательно. У меня приказ моего начальника, и я выполню его в любом случае!
Наконец обитые медью створы приоткрылись. Трое первых греческих конников неспешно въехали в открывающиеся ворота, перед которыми собралось около полусотни вооружённых воинов землевладельца. Вдруг один из охранников удивлённо показал на проехавшего мимо него высокого воина: «Нога, белая нога…» Более он ничего не успел сказать. Следовавший сразу за высоким воин ударил охранника умбоном щита по голове, а высокий «грек» крикнул на языке россов: «Секи их, братья!» Ворота распахнулись полностью, и «особая сотня личной охраны Стратония» с гиком и свистом ринулась внутрь хозяйства-крепости, разя каждого, кто пытался обнажить оружие, сбивая наземь конскими телами растерявшихся охранников. Ругаясь и крича на греческом, русском и болгарском, требуя всем сложить оружие, высокий воин в греческом одеянии с белыми, незагорелыми ногами мчался по обширному двору меж расставленных по обеим сторонам возов к главному строению, раздавая налево и направо тем, кто пытался стать на его пути, удары быстрого меча.
Сам вельможа ещё не отошёл ко сну, он сидел за столом, заканчивая ужин, и был очень удивлён вдруг поднявшимся необычайным шумом в его всегда таком тихом убежище за толстыми стенами и надёжной охраной. Когда вдруг с треском распахнулась дверь, и в неё влетели два перепуганных здоровенных охранника, будто их снесло могучей волной, а следом ворвались с обнажёнными мечами высокий греческий воин и молодой длинноусый рус с бритым подбородком, а за ними ещё несколько варваров, вельможа поперхнулся вином из золотого кубка и залил своё одеяние.
– Оружие на пол! – прорычал высокий, и охоронцы трясущимися руками отстегнули свои пояса с клинками и бережно опустили их на мозаичный пол. Все они, в том числе и хозяин, стали на колени и высоко подняли руки, показывая свою безоружность.
Длинноусый что-то сказал на языке россов, и четверо воинов быстро прошлись по ближайшим комнатам.
– Гляди-ка, Сосна, а хозяин-то на золоте ест, вишь, как греки золото любят, думаю, даже поболее чем Бога своего! – молвил с улыбкой длинноусый, обернувшись к высокому в греческом одеянии.
– Так ведь не только едят на золоте, – рассмеялся в ответ грозный воин, кивнув на одного из тех, что осматривали комнаты.
Воин, на которого указал высокий, держал в руках ночной горшок тоже не то золотой, не то позолоченный, найденный им у ложа хозяина. Чело длинноусого перекосила гримаса омерзения. Он переглянулся с высоким, а потом сделал какой-то только им понятный знак рукой.
– Великий князь Святослав, – с почтением обратился высокий к длинноусому, склонив голову, – что прикажешь делать с хозяином сей крепости, он ведь столько припасов для Цимисхия приготовил, отрубить голову или лепше повесить?
Испуганный вельможа не понимал языка россов, но чуял, что решается его жизнь. А когда ему перевели сказанное длинноусым, грек затрясся и стал говорить быстро, часто заикаясь, что это не его, ну, не только его припасы, что его заставили, что сам император приказал, а он не может перечить императору, что… Под перепуганным насмерть хозяином растеклась лужица.
– Что ж вы, греки, за мерзкий народ, – всё ещё брезгливо морщась, молвил длинноусый. – Злато любите более жизни своей, жрёте на нём, а потом на него же и гадите. Не стану я, братья, – обернулся он к своим воинам, – меч свой о такую мразь поганить, ибо меч для воина священен. А грека сего и четырёх его охоронцев повелеваю… отпустить. Пусть перед своим императором оправдывается, почему не сберёг обоз и припасы. А вот горшок ночной ему отдайте, он ему уже сейчас надобен, ведь потёк со страху вельможа.
Высокий перевёл всё греку, россы сопроводили землевладельца и четырёх его охоронцев в подвал и заперли там.
– Где сейчас греческие конники, брат Пиниус, кстати, а что это значит по-гречески?
– Да то же самое, боярин, я просто перевёл своё имя – Сосна. По-гречески «пиниус». А конники ромейские торопятся по следу наших воинов в сторону Доростола, но дождь уже идёт, и наступила ночь, скоро греки нашу конницу потеряют. Встретимся, где уговорились, а теперь возами с припасами заняться надобно.
Когда россы покидали подворье грека, то велели прислуге вскорости освободить хозяина. Вельможа не ведал, сколько прошло времени, когда он опасливо вышел во двор, в котором не осталось ни единого воза. Но его занимало совсем другое.
– Кефалос, – окликнул он одного из охоронцев, – ты слышал, как называли этого длинноусого варвара его воины? Это был сам катархонт россов Сффентослаф…
– Княже, Стрешня крепкого страху на греков нагнал, – докладывал начальник Тайной стражи, вернувшись из очередной двухдневной вылазки за стены града. – Пошли слухи среди болгар, да и не только, молвят, ускользнул князь Святослав из Доростола и носится нынче, будто демон, по Болгарии, соколом налетая на греков, бьёт их и когтит до смерти. Сие доброе дело, пусть нигде не имеют покоя византийцы и не разумеют толком, где ты еси, тут в Доростоле или в тылах у Цимисхия.
– Что ж, – подумав, решил Святослав, – передай через людей верных, чтоб не развеивал Стрешня тех заблуждений, пусть знают те, кто к императору решили приложиться, что и за его спиной покараны могут быть рукой княжеской за предательство.
Глава 6
Мёртвые сраму не имут
Несколько раз приходили к императору начальники воинских обозов и пополнения с жалкими остатками воинов и клялись именем Иисуса, что налетел на них сам катархонт северных скифов, разметал, разбил, появившись ниоткуда и исчез так же неведомо куда. Те, кто видел загадочного руса во главе его безжалостного воинства, даже описывали его стать и лик, и то описание совпадало с имевшимся у императора.
Вот и нынче привели к Иоанну богатого греческого мужа, что имел много земли с полями и виноградниками на границе Империи Ромеев и Болгарии, и он рассказал Цимисхию, что недавно в его поместье ворвался этот самый князь скифов-россов, и один из воинов со смехом показал позолоченный ночной горшок сему предводителю варваров. Тот тоже расхохотался и молвил через толмача такие слова: «Сколь же мерзкий вы народец, вы злато превыше Бога своего любите, свои и чужие жизни за него кладёте, но даже то, что священно для вас, не уважаете, потому что не только едите на нём, но и гадите в него!»
