Взяв Сульский и Задонский полки, Свенельд рысью пошёл к заходу, нашёл Вятскую тьму с Переяславом Кудышей и передал ему строгий наказ князя встать на челе трёх тем, виновных в нарушении порядка немедля изловить, судить перед всеми и предать смерти!
Самого же Буркуна Велеслава Свенельд взял в железо и отвёз к Святославу.
Суд над воеводой был краток и суров. Решение от всех принимали темники Издеба, Притыка и Мечислав, опытные и прославленные во многих сечах, их мудрости и честности доверяли все – от старых воев, прошедших не одну сечу, до безусых молодых ратников.
– Пусть начальник Тайной стражи поведает, в чём есть вина воеводы Велеслава Буркуна, – мрачно изрёк старый темник Издеба.
Ворон вышел перед судьями и кратко сообщил:
– Вина воеводы Буркуна в том, что он о порядке в подчинённых ему тьмах не думал, а, напротив, самолично поддержал нерадивых воев и сотников с десятниками, кои вместо исполнения приказа княжеского стать крепким заслоном с захода, по своему разумению и корыстному хотению, оставив посты, двинулись по ближайшим градам и весям грабить да разбойничать.
– Так ли это и что в своё оправдание скажешь перед лицом дружины ты, темник Велеслав Буркун? – снова задал вопрос Издеба.
– Так, братья-темники, – не поднимая понурой головы, с трудом произнёс Буркун, – а в оправдание… много хотел в оправдание своё сказать: о мести праведной проклятым булангарам за их набеги и гнёт над нашими северными землями, о многом… – Воевода замолчал, а потом продолжил всё тем же хриплым, будто после долгого крика надломленным голосом: – Да не скажу ничего, потому как нет оправдания моим деяниям, и суд ваш правый, братья-темники, приму, каким бы тяжким он ни был…
Мёртвая тишина нависла над лесной опушкой, где вершился суд, даже ветер в верхушках елей замер от тяжести момента. Вязкой патокой текли тягучие мгновения тишины, а потом с трудом, будто поднимал на могучих плечах тяжеленное бревно, встал старый темник Притыка:
– Темник Буркун – добрый воин. Только не о том речь. Супротив нас огромное войско булангарское сроилось, их в несколько раз больше, чем нас, потому победить мы можем только порядком воинским, быстротою да слаженностью всех деяний наших. Вот по этому порядку и слаженности ты, Буркун, и нанёс удар… – Старый темник рёк с трудом, будто тяжёлое бревно всё оставалось у него на плечах. – Вижу, сам ты это уразумел, да жаль, поздно! – Притыка снова замолчал, и затаившая дыхание дружина ни единым звуком того молчания не прервала. – Смерти повинен! – в звенящей тишине хрипло прозвучал голос Притыки.
– Повинен смерти! – тихо молвил темник Мечислав.
– Повинен смерти! – рёк Издеба-темник, помолчал и добавил: – Чтоб другим неповадно было супротив воинского порядка идти, который всем нашим победам голова.
* * *
– Зря Буркуна казнили, – рёк горячий Блуд темнику Стопе Болеславу. – Воины маялись без дела. Надо было послать тьму к булгарам и там дать им возможность проявить свою удаль!
Вечером к Святославу подошёл Свенельд:
– Имею слово к тебе, княже. Упредить хочу.
– О чём? – спросил Святослав.
– Давно хотел сказать тебе за темника Блуда, что в моём Десном Крыле состоит. Он самый младший среди всех темников, а наказов не слушает, как старшие, всегда словеса крепкие поперёк речёт, и вижу, что в душе втайне злобится. Похоже, власть, которой ты его отличил, княже, возвышает только его самолюбие…
– Отличил я его за храбрость проявленную, – отвечал князь, – как и прочих воинов, а не за то, что люблю кого или милую.
– Нынче он твоё княжеское слово и суд воинский в отношении воеводы Буркуна сомнению подверг, что же дальше от него ждать? Послушай совет старого Свенельда: вели Тайной страже взять Блуда под своё око, следить за его словом и делом. И если надо, указывай ему на порядок, а не послушается – накажи перед всеми, чтобы воины знали, что и темникам князь вины не спускает. А то слухи ходят, что иные темники в особой милости пред князем ходят…
Вздувшиеся вены на шее Святослава выдали его внутреннее напряжение.
– Ладно, дядько, разберусь, – молвил князь, отпуская Свенельда. – Кликни мне Блуда, – велел он посыльному.
Когда красавец Блуд подлетел на своём тонконогом коне и, радостно сверкая очами, поклонился князю, гнев Святослава разом приутих, и он спросил с лёгким укором:
– Правду ли рекут, что ты старших темников не почитаешь и на всякое сказанное им слово двумя отвечаешь, а нынче даже суд воинский, что воеводу Буркуна к смерти приговорил, в разговорах с темниками оспаривал?
– Княже мой! – прижал руку к груди Блуд. – То всё наговоры моих завистников! Я за тебя хоть на поле боя, хоть сей миг, только скажи, в доказательство своей верности готов жизнь положить!
И такая была в его словах горячность, такая сила убеждения, что князь ответил:
– Верю тебе, друже! Только советую впредь язык придерживать. И ежели узнаю, что ты слово нарушил, клянусь Перуном Громоразящим, простым конюхом пойдёшь в Киев, а тьму твою иному отдам!
Блуд, отъехав от князя, затаил на Свенельда зло. Он знал, что бывший воевода не любит его и наушничает князю. Поэтому послал троих своих верных воев, чтобы они тайно слушали речи Свенельда и ему, Блуду, доносили.
И опять вихрем Стрибожьим неслась Святославова конница, и мечи вздымались к сварге, как лес густой, и колыхались, как ветви на ветру, только остро отточенные и булатные. А Святослав приглаживал длинный киевский ус, трогал в левом ухе серьгу и смотрел на своих воинов, у каждого из которых была вдета в ухо серебряная серьга. Потому что по той серьге легко узнать срубленную голову на поле брани, взять её и схоронить с почестями, чтобы враг над той головой не измывался, не делал из неё чашу и не пил из неё вино в праздники, и чашей той бы не кичился, и не хулил русского имени!
Догнал Святослав убегающего врага, а тот от сечи уклонился и отхлынул к Сувар-граду. Велел тогда Святослав Крыльям обходить град с двух сторон.
И пошли тьмы борзым скоком. И Почайская тьма, что боковые пути стерегла, натолкнулась на вражескую челматскую конницу, всадники которой сидели на крепких конях, на хвалынских пегих скакунах, и борзо налетели на почайцев, намереваясь уничтожить их до конца. Воевода Боскид немедля послал гонца к князю. А враги увидели и погнались за всадником. Борзо скакал гонец, а хвалынские кони ещё быстрее. Всё ближе, ближе погоня. И возглавлял ту погоню сам юный булангарский бей, что скакал быстрее всех, и уже стал наседать сзади, уже поднял свой кривой меч, чтобы поразить русича. А тот гнал и гнал из последних сил, но стал конь от усталости запинаться. Развернулся тогда гонец и вступил в единоборство с булангарским беем. Благо было это уже невдалеке от Десного Крыла Святославова войска, и темник Блуд, что старался всегда и во всём быть первым, увидел их схватку. Загорелись ярым огнём глаза молодого темника. Хищной птицей полетел он на помощь почайскому гонцу и вступил в единоборство с булгарином, крикнув властно:
