Могун качнул головой.
– Значит, нам надо стать незримыми, – промолвил он. – Погоди! – остановил он собиравшегося улететь сотника. – Возьми с собой Богодара! Богодар! – окликнул он. – Езжай в дозорную сотню, – распорядился кудесник, когда перед ним предстал молодой юноша с волосами до плеч, схваченными на голове кожаным обручем, – помощников возьми из служителей, и творите действо отвода глаз, изворачивайтесь как хотите, но чтобы враги наш обоз не заметили!
Сотник с Богодаром умчались прочь.
Могун, сойдя с воза, отошёл в сторону и, взглянув на белый солнечный диск, закрыл очи, воздел руки к светилу и недвижно постоял несколько мгновений. Глубоко вдохнул, будто зачерпнул жбаном солнечной силы, развёл руки в стороны, подобно крыльям. Затем лёг на траву и приказал телу остаться на земле, а душе птицей-соколом взлететь в облака. Тело кудесника дёрнулось, как при падучей, трижды ударилось о горячую полуденную персть и стало словно деревянным.
Через миг кудесник иным, уже птичьим взором увидел степь и себя, лежащего на сухой траве, и возы, становящиеся в коло. Птица поднялась выше в синь Сварги и зоркими очами узрела вражеское войско. Сильные крылья понесли Могуна-сокола над степью и перелесками. Вдали на заходе синей лентой блеснула могучая Непра, кажущаяся с высоты неподвижной. Конница двигалась походным порядком. Это, несомненно, были печенеги, дерзкие степняки, привыкшие быстрым скоком появляться там, где их не ждут. А обоз с добром в сопровождении малой охраны – воистину лакомый кусок! Их не меньше четырёх-пяти тысяч. Против одной полутысячи, обременённой обозами с ранеными… Сокол сделал несколько кругов над порядками противника, снизившись, даже разглядел того, кто ехал во главе конницы. Это был молодой, отчаянный, но одновременно необычайно чуткий и осторожный ко всяким ловушкам и западням печенежский князь Курыхан, Куря…
Вещая птица стремительно понеслась обратно, замечая по пути, где находятся вражеские разъезды.
Когда дух Великого Могуна вернулся в тело, он уже знал, что и как делать. Беззвучно растворившись среди степных трав и кустарников, навстречу печенежским дозорам ушли десять кудесников во главе со Славомыслом – жрецом Матери-Сва-Славы. Прочие кудесники и служители так же споро, без лишних разговоров, делали каждый своё дело. Одни, наложив волховское заклятие, заставляли лошадей впадать в полусонное состояние, стоять и лежать тихо, без всякого звука. Другие погружали тяжкораненых в глубокое забытьё, дабы они не могли издать ни громкого стона, ни обморочного крика. Третьи косили только им ведомые волшебные травы и складывали в стожки вокруг лагеря. Стожки те были простыми и невзрачными на вид, да только силу заклятием вложил в них сам Великий Могун непростую, ох непростую! Да и каждый, как мог, вливал свою волховскую силу в общее дело, как воду в чашу, и потому свершённое чудо было общим. А разве не чудо, когда зоркие и чуткие, как степные хищники, печенежские дозоры при ясной погоде и в солнечный день прошли не прямо, как вначале, а по дуге и не заметили при этом ни полтысячи воинов, ни обоза, ни волхвов с помощниками, которые неотлучно следили за каждым шагом неприятеля. Вслед за дозорными, по тому же серповидному пути обошли обоз и главные печенежские силы. Пока шли мимо обоза разъезды, а потом и сам Курыхан с тысячами, сидел недвижно Могун подле своего воза на траве, скрестив ноги, и чуял всё о текущих мимо кочевниках, и слушал чужие мысли, потихоньку направляя их в нужное русло. Жизнь каждого руса в сей миг зависела во многом от того, как незаметно, всей собранной волей Могун заставит печенегов идти нужной дорогой, поселив в их голове посторонние мысли.
«Какое сегодня жестокое солнце, так давит на голову, что порою даже темнеет в глазах», – думали печенежские дозорные.
«Странное место, недоброе, – отметил Курыхан, – виски будто чёрным волосяным арканом стянуло…»
Воины же просто дремали в сёдлах, как обычно в дальних походах.
Когда за печенегами улеглась пыль и среди молодых воинов послышались радостные возгласы, Хорь строго рёк:
– Чему радуетесь, сейчас печенеги выйдут на наши следы, уразумеют, что разминулись, и вернутся назад.
Снова Богодар и Славомысл уходят в ту сторону, куда недавно скрылись кочевники, а с кудесниками – две сотни воев на борзых хазарских конях. Подчиняясь приказам сотников, воины скачут то в одном направлении, то в другом, снова возвращаются и наконец уходят на полуночный заход, чтобы, дав большое коло, присоединиться к своим там, где меньше всего видны следы. Тем временем молодые помощники волхвов тщательно уничтожают следы обоза. Им помогают воины и легкораненые дружинники. Надо создать видимость, что обоз под прикрытием всадников ушёл на полуночный заход.
Пройдя гон, войско Курыхана наткнулось на свежие следы недавно прошедшего отряда.
– Телеги тяжелогружёные, охрана небольшая, не больше тысячи, – доложили печенежские следопыты.
– Святослав шлёт домой награбленное у хазар добро, – прищурил глаз Курыхан, – добыча сама идёт в руки. И как мы с ней разминулись? Где-то совсем рядом пропустили обоз. Поворачивай войско, настигнем! – велел князь тысяцкому.
И печенеги, развернувшись, устремились назад, к солнечному закату.
Вновь затаилась Могунская тьма в ожидании, пройдёт ли и на этот раз мимо верная смерть, или хищник настигнет добычу. Настороженно замерли люди и животные, казалось, даже дышать перестали, едва на восходе заклубилась пыль, поднятая печенежскими тьмами.
Снова кудесники впали в особое состояние, мысленно заставляя врага глядеть и не видеть безмолвного обоза, а только траву, кусты да небольшие скошенные стожки. И снова у Курыхана на миг потемнело в очах. И не мог он сейчас винить в том горячее солнце, потому как светило уже клонилось к закату, собираясь лечь спать в своём розово-золотом шатре.
– Великий князь, следы поворачивают к полуночному заходу! – доложил дозорный.
Вражеские тьмы, жаждущие скорой добычи и лёгкого грабежа, борзо потекли чуть правее, но этого оказалось достаточно, чтобы обоз остался вновь незамеченным.
– Нынче уже не воротятся, – устало молвил Богодар, опустился на траву подле могунского воза и тут же забылся крепким сном.
Великий Могун не спал, вместе с начальником обоза старым Хорем они продолжали думать, что вернее – сняться сейчас же и уйти к полуночи или к полудню или оставаться на месте. Печенеги оба раза прошли почти рядом, так что вряд ли будут возвращаться по тому же пути. Ну а как вернутся?
– Погоди, – сказал Хорю кудесник, – надобно сотворить так, чтобы неприятель пошёл туда, где нас нет. Ведь столько волхвов собрано в нашем обозе, неужто не заморочим головы воинам и шаманам? С воинами просто, они привыкли слушаться указаний начальников и выполнят команду, едва она возникнет у них в голове. А вот с шаманами сложнее, надо сначала выведать их замыслы.
Никто не обратил внимания на сову, которая, затрепетав крыльями, взлетела из травы и подалась к полуночному заходу. Вскоре она опустилась на сук старой сосны в рощице у печенежского лагеря, где на открытой поляне горел костёр и вокруг него совершали камлание два шамана.
