После тирады отца виконт церемонно мне кивнул. Леди Эрселла последовала примеру брата, но тут же расплылась в широкой улыбке, обнажив при этом два ряда меленьких острых зубов гнилостно-табачного оттенка. Я прекрасно понимала, что леди Эрселла не курит табак. Тут мой взгляд упал на её руки, и я заметила то, что упустила прежде: маленькие пальчики заканчивались не аккуратными детскими ноготками, а чем-то, смутно напоминавшим плотные бурые чешуйки, заострённые книзу, наподобие звериных коготков. Я впервые столкнулась с детьми от кровосмесительных браков, а потому моё замешательство вполне объяснимо.
— На что это вы уставились, мисс Кармель? — прервал затянувшуюся паузу граф. — Или у моей дочери петрушка в зубах застряла?
— Нет… прошу прощения, милорд.
— Вы не хотите ответить любезностью на любезность?
Я сделала запоздалый книксен и улыбнулась будущим воспитанникам.
— Приветствую вас, леди Эрселла, виконт Микаэль.
— Чудно, — резюмировала графиня. — Ну а теперь поразите нас своими талантами.
Последнее слово было произнесено драматическим шепотом. Сделав вид, что не заметила издевки, я приблизилась к новым подопечным.
— Вот, допустим, обратится к вам, леди Эрселла, её императорское величество, недовольная своей причёской. А вы сделаете вот так… — я легонько дотронулась до ореховой пряди девочки, и упругая кудряшка сложилась замысловатым цветком, — …и её величество снова придёт в хорошее расположение духа, увидев, как преобразилась.
Девочка восторженно взвизгнула и захлопала в ладоши.
— Ещё! Покажите ещё, мисс Кармель!
— Леди Эрселла, ведите себя сообразно положению, — одёрнула её мать, и та тут же сникла.
Признаться, улыбаться девочке и правда следовало пореже, если хочет в будущем найти себе мужа. Но я, кажется, начинала привыкать к её необычной внешности. В конце концов, передо мной всего лишь дитя, не виноватое в прегрешениях родителей.
— Ну, или попросит его императорское величество вот вас, виконт, написать от его имени письмо. Но каждый пишет со свойственным ему одному наклоном руки и росчерком, и любой другой на вашем месте растерялся бы. Любой, но только не вы. Вы поступите следующим образом… — за неимением пера и чернил, я легонько дотронулась до окаймлявшего скатерть узора из контрастных зеленых ниток. Изумрудная змейка послушно проследовала за моими пальцами и легла на белоснежную скатерть внушительным вензелем, в котором угадывались инициалы монаршей особы, — …и выполните приказ. А для этого вам всего-то и нужно, что один раз воочию увидеть, как его величество пишет, чтобы получить образец почерка.
Я видела, что мальчишка, против воли, впечатлен.
— Что ж, фокусы вы и впрямь умеете показывать, — подала голос графиня. — Ваши предшественницы были менее талантливы… по крайней мере, по этой части. Насколько я понимаю, вам подчиняются вещества?
— Да, миледи.
— И как это работает?
— Мне и самой до конца неизвестно, миледи, — это была чистая правда, — просто при определённой концентрации я могу извлекать энергию из материала и направлять её в нужное русло, так что вещество перестраивается согласно моей воле.
— И что же, концентрация и всё? И уже завтра каждый, ну, или почти каждый сможет пойти сворачивать горы?
Тут она, конечно, преувеличивала. Таких, как я, с полноценной искрой, рождается не так уж и много.
— Не совсем, миледи. Я училась управлять даром много лет.
Я с удивлением поняла, что графиня заинтригована, хоть и пытается скрыть это за небрежностью тона.
— А вы смогли бы, к примеру, превратить вот эту воду, — она плеснула в бокал из хрустального графина и подтолкнула его ко мне, — в вино?
— Простите, для моей супруги это весьма болезненный вопрос, — встрял граф.
Я приложила немалое усилие, чтобы сдержать улыбку.
— Нет, миледи. Мне подчиняется только твердая материя.
— А обрушить люстру на голову моего супруга?
— Этого я тоже не могу — мне нужно соприкасаться непосредственно с материалом, а потолки в Ашеррадене слишком высоки.
— Значит, к воде и воздуху вы отношения не имеете?
— Нет, миледи. Водные и эфемерные вещества вне сферы моей компетенции. К тому же я могу лишь использовать заложенную в материи энергию и составляющие её частицы, но не могу получать нечто совершенно отличное. К примеру, мне под силу высечь из дерева скульптуру, пусть и неумело, но я не в состоянии сделать её каменной.
Азарт в глазах графини явно поутих.
— Но вы сможете научить тому, что умеете, моих детей?
— Я раскрою искру каждого из них настолько, насколько это будет в моих силах. Но, как широк диапазон, я смогу понять, лишь проэкзаменовав их.
Тут я покривила душой: я не собиралась задерживаться в Ашеррадене так долго.
— Что ж, завтра же этим и займётесь. Беула!
Графиня позвонила в серебряный колокольчик, и через минуту в залу, почесывая руку, вбежала полнощекая девушка в чепце и с простым открытым лицом. Я поняла, что передо мной нянечка.
— Леди и виконту уже пора укладываться. Почитай им перед сном.
— Да, миледи.
— И принеси бриошей со сливочным кремом, — повелительно добавил виконт.
— Негоже на ночь глядя масляными булками баловаться, милорд. Оно их лучше будет с утречка, к чаю: так и для животика, и для настроения полезнее.
— И ты ещё будешь указывать своему хозяину? — лицо леди Фабианы потемнело. — Отведёшь господ наверх и немедленно принесёшь бриошей, как и велел виконт.
— Д-да, миледи, простите, миледи.
Служанка посерела, а на лице виконта появилась торжествующая улыбка. Он холодно отказался от предложенной руки и, вздёрнув подбородок, направился во главе процессии из зала. Девочка охотно взяла нянечку за руку, напоследок одарив меня своей незабываемой улыбкой.
— Мы слишком балуем слуг, — заметила графиня, когда они вышли из зала.
— Я велю её завтра рассчитать, — равнодушно отозвался граф.
— Не нужно. На место девчонки придёт другая, такая же бестолковая. Как видите, — обратилась ко мне леди Фабиана, сокрушенно качая головой, — даже облеченные властью не всегда получают желаемое… хотя кому, как не вам, это знать. Как это, должно быть, досадно держать в руках такую силу и не иметь возможности ею пользоваться… — она злорадно улыбнулась. — Я бы на вашем месте не удержалась.
В этом я почему-то не сомневалась.
— Увы, миледи, сила всегда сопряжена с ограничениями. Тот, кто использует дар ради собственной выгоды, очень скоро лишается его. Природа мудра в своём творчестве.
— Видимо, некоторые твари были экспериментальными, — криво ухмыльнулся граф.
