— Нет, Андрюх, ну зачем тебе эта кабала? — вновь встрял в воспоминания Сема. — Я ж тебе говорю, главное для человека — это свобода! Вот американцы — это да, народ! — Он даже зажмурился от восхищения. — Ты представляешь, у тебя огромный грузовик с блестящим от хрома бампером, с двумя выхлопными трубами по бокам кабины, а на крыше две паровозных сирены, и ты — ту-ту… и всех ментов просто сносит с дороги…
Народ одобрительно загомонил. Кто-то вспомнил, что у него двоюродный племянник в прошлом году укатил в Америку, и все завистливо вздохнули.
— А, ладно, нас и здесь неплохо кормят, — хохотнул Сема и, подняв бутылку, картинно взболтнул. — Ну что, еще по граммулечке? В честь официального ухода из числа «бомбил» нашего общего друга Андрюхи!
Позавчера, в пятницу, Мельхиор Иванович вызвал его в свой кабинет и, окинув оценивающим взглядом, произнес:
— С понедельника выходишь на полную ставку.
Андрей молча кивнул.
— И… это… приоденься там, а лучше и машину поменяй. Ты теперь в солидной конторе работаешь.
Насчет «поменяй» он, конечно, загнул, не по Андреевым деньгам пока… но Андрей решил, что в главном он прав. С прежней жизнью надо было рвать. И символически, и фактически. Поэтому, когда вечером в гаражах Андрей услышал, что Бульбаш, отвозя какую-то бабку на ее подмосковную дачу, сковырнулся с моста на разбитом проселке и вдребезги раздолбал свой любимый «форд», он подошел к нему и предложил:
— Слышь, а бери мою.
Тот удивленно воззрился на Андрея.
— Недорого отдам, — пояснил тот, — а там подкопишь и возьмешь что поприличнее.
— А… ты как? — переспросил Бульбаш.
— А я все, — улыбнулся Андрей, — отбомбился. На работу устраиваюсь. В воскресенье проставляюсь…
Сема заглянул в горлышко последней бутылки и сморщился. Но тут на его сильно покрасневшем лице внезапно нарисовалась гримаса, обозначающая, что решение стоящей перед ним проблемы найдено, и он обрадованно рявкнул:
— Да-а… Бульбаш, тебе же еще обнову обмывать. Так что давай, проставляйся, а то чего-то маловато…
Бульбаш был известен среди «бомбил» своей прижимистостью и потому сначала испуганно покосился на Сему, но затем до него дошло, что выпивку с него так и так стребуют, а тут под шумок можно обойтись вообще тремя-четырьмя бутылками, а закуски так вообще еще осталось дай бог… Поэтому он суетливо вскочил и закивал:
— Счас, мужики. Все будет. — И исчез за дверью гаража. Андрей проводил его взглядом и тоже поднялся.
— Ну ладно, мужики, мне пора.
Народ, уже начавший потихоньку придремывать, оживился.
— Ты куда?
— Кончай!
— Время еще детское…
— Время-то детское, да только мне завтра надо к девяти как огурчик.
— Эх, Андрюха, — с горечью констатировал Сема, — все, кончилась твоя свобода…
Следующие несколько месяцев для Андрея слились в единую череду. Мельхиор Иванович предоставлял ему все больше и больше свободы действий, и Андрей все сильнее погружался в сумасшедший мир биржевых торгов. Похоже, у него с этим получалось неплохо. Возможно, все дело было в его офицерском прошлом. Еще с училища ему буквально впиталась в кровь методика принятия решения на бой:
1) уяснить задачу, то есть понять, чего, как и к какому времени достигнуть;
2) оценить обстановку, то есть определить, где противник, сколько его и в каком составе, какие позиции занимает, свои возможности, доступные средства усиления и поддержки, возможности соседей справа и слева;
3) принять решение, то есть определить, как и в каком порядке использовать свои силы…
Как выяснилось, подобная методика отлично работала и здесь. А когда он, в порыве откровенности, поделился этим открытием с Мельхиором Ивановичем и остальными (это произошло как раз во время очередной выволочки, которую Мельхиор регулярно устраивал брокерам, хотя Андрею последнее время доставалось меньше других), тот усмехнулся и произнес:
— Business is war!
— Чего? — переспросил Кирилл, брокер, которому, как правило, на подобных выволочках доставалось больше остальных. Но для него это было как об стенку горох. Ну бывают на свете такие люди, которые не столько творят свою жизнь, сколько их по ней несет. Они даже где-то по жизни вроде как везунчики, ибо любые другие в их случае давно бы вылетели как пробки, а эти ничего, держатся. Ну, пожурят их, поругают, а они выйдут, потрясут головой — и все, вновь улыбаются и всем довольны. А неприятности… Да у кого в жизни их не бывает. Ну а то, что большинства случившихся с ними неприятностей вполне спокойно можно было избежать, для чего достаточно всего лишь усвоить то, о чем им всю дорогу талдычат, то это чепуха. Чего напрягаться-то… и так все в ажуре, а большего нам не надо…
Вот таким и был Кирилл. Он было поначалу пытался посматривать на Андрея свысока, ведь тот пришел в контору на два месяца позже. Но Андрей быстро пресек подобные попытки…
— Бизнес — это война, — перевел Мельхиор Иванович. — Во всяком случае, так утверждают все наиболее авторитетные учебники по западному менеджменту. И, как видите, не зря…
Прошло еще две недели. Однажды, после окончания рабочего дня, когда все уже разошлись, да и Андрей, обычно покидавший контору позже других, уже надевал плащ, Мельхиор Иванович внезапно обратился к нему:
— Андрей, у тебя сегодня вечер занят?
Андрей на мгновение задумался: в принципе кое-какие дела у него на сегодняшний вечер были намечены, но все их вполне безболезненно можно было перенести на потом.
— Да в общем нет.
— Тогда не торопись. Разговор есть…
Разговор начался с ужина. Таких ресторанов Андрей еще не видел. Казалось, где-то далеко был вырезан кусочек уютной, спокойной и, в общем, по-хорошему состоявшейся жизни и перенесен сюда, во взвинченную, нервную, убогую, но с начавшими появляется кое-где даже не островками, а скорее язвами роскоши, Москву. Хотя Мельхиор Иванович явно был здесь частым гостем, потому что, когда они вошли, навстречу тут же устремился метрдотель:
— Добрый день, рады вас видеть, Мельхиор Иванович, вы сегодня вдвоем?
Мельхиор кивнул.
— Еще кого-нибудь ждете?
— Нет.
— Тогда прошу сюда.
Метрдотель проводил их к небольшому столику, притаившемуся в нише в глубине зала, заботливо отодвинул кресла, вручил меню и бесшумно испарился. Андрей с интересом огляделся. Это заведение ничем не напоминало те, что существовали в советское время. То есть, вполне возможно, где-то было нечто подобное, но Андрей в этом сильно сомневался. Здесь не было ни оркестра, ни даже места для него. А по всему залу были развешены динамики, из которых лилась мягкая, негромкая мелодия, что-то вроде оркестра Поля Мориа — музыка без слов. Как он позже понял, ее предназначением было не столько развлекать, сколько приглушать, делать неслышным для окружающих разговор сидящих за столиками людей. Чтобы они могли совершенно спокойно поговорить о делах… или о личном.
