Резать аорту человеку, стоящему напротив, совсем не то, что проделывать это с лежащим. Ударившая фонтаном кровь брызнула на Махмуда, который предусмотрительно отпрянул, но не так проворно, чтобы сохранить одежду чистой.
— Сволочь! — выругался он, глядя на заляпанную рубашку. — Одни неприятности от твоего дома.
Продолжая смотреть на Махмуда выпученными глазами, хозяин съехал по стене на пол, посидел так секунду-другую и уронил голову на плечо. Казалось, он чего-то ждет, но предложить ему больше было нечего.
— Сдохнешь ты или нет? — сердито спросил Махмуд и пнул умирающего ногой. — Давай-давай. Тебе же лучше будет.
Мужчина издал хрипящий звук, поднял руку, чтобы зажать рану на горле, но тут же уронил ее и затих.
Дело было сделано. Неприятная работа, грязная, однако кто-то же должен ее выполнять. Женщины рожают, мужчины убивают, так повелось на этом свете, и не видно этому ни конца ни края.
Машинально вытирая лицо, Махмуд спустился на первый этаж, где застал Бабура разговаривающим по телефону. Было немного обидно, что он даже не подождал, пока Махмуд расскажет, как справился с работой.
— Да, — говорил Бабур в трубку. — Приезжайте. Калитка будет открыта… Не включать свет? Хорошо. Ага… Ага…
Закончив разговор, он сложил мобильник и сунул его в нагрудный карман рубахи. Его лицо ничего не выражало.
— Ты даже не спросил меня, как там было наверху, — с упреком произнес Махмуд.
— А что спрашивать? Я все слышал. А теперь вижу. — Бабур выразительно посмотрел на грудь Махмуда, забрызганную кровью.
— Не все ты слышал и не все видел, — криво усмехнулся тот.
— Ты про что?
— Пойдем, покажу.
Поманив Бабура за собой, Махмуд стал подниматься по лестнице. Ему вспомнилось, что совсем недавно по этим самым ступеням ступали ноги покойного, и он подумал о том, насколько изменчива, насколько непредсказуема судьба человека. Не зря говорят, что на все воля Аллаха. Человек сам ничего не решает. Он, например, идет к себе в спальню, чтобы забраться под одеяло к своей женщине, а она оказывается мертва, а еще несколько секунд спустя умирает и он, и уже ничего не изменить, не исправить, и человек отправляется туда, где ему воздастся за кратковременное земное существование. И если человек этот не читал при жизни правильные молитвы и не верил в правильного бога, как Махмуд или, скажем, Бабур, то ему не позавидуешь. Какое счастье, что они родились в исламской стране, где чтут Аллаха и его законы!
Войдя в спальню первым, Махмуд скромно отошел в сторону, давая товарищу возможность оценить его работу. Вокруг сидящего у стены трупа образовалась лужа такого цвета, словно здесь разлили бидон гранатового сока.
— Осторожнее, не наступи, — предупредил Махмуд.
— Вижу, не слепой, — проворчал Бабур.
— Подними одеяло.
— Кто там лежит?
— Открой — увидишь.
Бабур неохотно откинул одеяло. Осмотрев женский труп, он заметил:
— Красивая.
— Да, очень, — согласился Махмуд.
— Успела испугаться?
— Немножко.
— Жаль, что пришлось такую красавицу убить.
— Жаль, но меня сейчас не это волнует.
— А что тебя волнует?
— Интересно, откуда она здесь взялась?
— Ну, не по воздуху же прилетела.
— Это я и сам знаю, брат. Но почему она здесь, если этот лысый должен был находиться один? И кто она такая? — Махмуд взобрался на кровать с ногами, чтобы лучше видеть женское тело. — На жену не похожа. Любовница, наверное.
— Сейчас выясним.
Перегнувшись над темно-красной лужей, Бабур завладел дамской сумочкой, валявшейся на тумбочке. Извлеченные оттуда трусики он бросил в лужу. Паспорт полистал и вернул обратно, не разобравшись в незнакомых буквах, отдаленно похожих на арабские. Потом извлек из сумочки целую гору маленьких ярких упаковок и объявил:
— Она была проституткой. Никто ее не хватится.
— Почему ты так решил? — удивился Махмуд.
— Это презервативы, — пояснил Бабур, кидая один пакетик товарищу. — Замужние женщины не пользуются презервативами. Порядочные тоже. Значит, ты прикончил шлюху. Она явилась сюда по вызову.
Махмуду стало немного обидно, что он не догадался первым проверить сумку, тем более что там и деньги нашлись — пересчитав купюры, Бабур сунул их в карман.
— Так нечестно, — заявил Махмуд, чувствуя себя обманутым. — Добычу надо поровну делить.
— Нет.
— Почему это нет?
— Деньги отдадим Али, — сказал Бабур. — Он у нас главный, вот пусть и решает, что с ними делать.
— А нам разве ничего не полагается? — возмутился Махмуд, подразумевая в первую очередь себя, проделавшего основную работу.
— Можешь выбрать себе чистую рубаху. И брюки, если хочешь. Ты ведь хотел новые?
Бабур осмотрелся, нашел стенной шкаф, распахнул створки и принялся рыться внутри. Не торопясь присоединиться к нему, Махмуд сверлил его спину тяжелым взглядом и чувствовал неприязнь к напарнику, распоряжающемуся чужими деньгами как своими. А еще он думал, что надо будет незаметно пошарить по карманам одежды мертвого мужчины и поискать его бумажник. Не для того, чтобы вручить его Али. На этот счет у Махмуда имелись собственные соображения.
Глава третья
Предложение, от которого невозможно отказаться
Алиму Карани, племяннику полевого командира Халика Ардана, пришлось проделать неблизкий путь в Кабул, так как из родного Кандагара самолеты в Джабур не летали. Пятисоткилометровое шоссе пролегало по равнине, вдали от гор. Когда-то оно считалось дорогой смерти, по обочинам которой сотнями стояли сожженные грузовики, бронетехника, бензовозы. Теперь стало спокойнее. На пассажирские автомобили не нападали, и только американцам приходилось ездить по трассе с приведенными в боевую готовность пулеметами.
День выдался нежаркий. Водитель, подрядившийся отвезти Алима, оказался русским, звали его Василием.
— Что, Васил, — спросил Алим, выяснивший, что спутник неплохо владеет афгани, — на родине плохо?
— На родине хорошо, — был ответ, — но нельзя мне туда.
— Почему?
— Рад бы в рай, да грехи не пускают. Слыхал такую поговорку?
— Нет.
— Короче, воевал я у вас… — Василий бросил изучающий взгляд на Алима, проверяя, как тот отреагирует. Не заметив выражения ненависти на его лице, продолжил: — Когда домой вернулся, там перестройка шла полным ходом.
— Гор‑ба‑тчефф… Гласт‑ност… Понимаю.
— Ничего ты не понимаешь. Все кувырком пошло. Голод, разруха, рэкетиры. Вот я к ним и прибился. К бандитам. А чего еще мне было делать? Пацаном в армию забрали, воевать научили, а другой профессии не дали.
