Если со страхом не бороться, он будет только расти. Но даря любовь окружающим, мы обретаем могущество, которое позволяет победить страх. Так проявляется Божья сила в нашей жизни. Если книга хоть на йоту изменит чью-нибудь способность любить и, следовательно, обладать божественной благодатью, то я искренне рада, что написала эту книгу. Я желаю вам чудес, читатели! Я желаю вам любви!
Марианна Уильямсон
1996
Вступление
Я выросла в еврейской семье среднего достатка. Вся наша жизнь была пронизана чудачествами моего эксцентричного папы. Когда мне было тринадцать лет, а на дворе стоял 1965 год, он взял меня с собой в Сайгон, чтобы показать, что такое война. Война во Вьетнаме лишь начинала разгораться, и отец хотел, чтобы я собственными глазами увидела пулевые отверстия. Он не желал, чтобы я считала войну чем-то в порядке вещей. Не хотел, чтобы она казалась мне нормальной и приемлемой. Был против того, чтобы военные зомбировали мне мозги.
Дедушка мой был очень религиозным, и иногда по субботам я ходила с ним в синагогу. Когда во время службы выносили ковчег, дедушка склонялся и плакал. У меня тоже наворачивались слезы, сама не знаю почему. То ли потому, что плакал дед, то ли во мне уже пробуждалось религиозное чувство.
В старших классах я записалась на курс философии и вскоре возомнила, что Бог – всего лишь подпорка, костыль, в котором я не нуждаюсь. Я возмущалась: что это за Бог такой, который позволяет, чтобы дети голодали, чтобы люди умирали от рака? Что это за Бог, который допустил Холокост? Моя детски невинная вера в Бога столкнулась с подростковым псевдоинтеллектуализмом. Я как будто заявляла Господу: «Дорогой, нам с тобой больше не по пути, между нами все кончено». Я даже написала Ему прощальное письмо – такое пишут мальчикам при расставании. Я писала его в невероятно подавленном состоянии, но мне казалось – я должна это сделать, потому что теперь я слишком умная и ученая девочка, а такие умные и ученые девочки в Бога не верят, они из этого выросли.
В студенческие годы я узнала от преподавателей много такого, что определенно не входило в программу. Я бросила учебу, чтобы заняться огородничеством, но не припоминаю, чтобы мои усилия увенчались успехом – урожая я не добилась. Вообще то время я вспоминаю как в тумане, многое позабылось. Это был конец 1960-х годов – начало 1970-х, и, как и многие представители молодежи, я тогда словно с цепи сорвалась. Мне казалось, будто за любой дверью, на которой написано «нельзя», таится некий немыслимый разврат, некое порочное удовольствие, которое я просто обязана испытать. Меня тянуло ко всем запретным плодам, и я старательно пробовала их все, презирая любые правила.
В те годы я не знала, как распорядиться своей жизнью, хотя, помнится, родители просто умоляли меня «заняться делом». Я заводила романчики, меняла парней как перчатки, бросала работу, находила новую, вновь увольнялась, переезжала с места на место, колесила из города в город, искала хоть какой-то смысл и цель в жизни. И не находила. Я знала, что не лишена талантов, но понятия не имела, как их применить. Я знала, что голова у меня варит неплохо, но жила слишком бурно и взахлеб, поэтому интеллекту моему занятия не находилось. Несколько раз я порывалась начать курс психотерапии, но она мне не очень-то помогала. Я все глубже увязала в своих неврозах, ходила по кругу, искала утешения в наркотиках, обжорстве, общении – словом, готова была хвататься за что угодно, лишь бы не оставаться наедине с собой. Я все ждала, когда же в жизни случится что-то важное и настоящее. Но почему-то ничего так и не происходило. Только драмы, которые я сама разыгрывала по поводу моей скучной и однообразной жизни. Мне казалось, что глубоко внутри меня, где-то в животе, застряла тяжеленная глыба отвращения к себе, и с каждым годом она давила на меня все невыносимее. Душевная боль все обострялась, и я все яростнее искала успокоения в философии: я увлекалась восточной философией, западной, классической, эзотерической. Я читала Кьеркегора, «Книгу перемен», экзистенциалистов, радикальную христианскую теологию под девизом «Бог умер», труды по буддизму и многое другое. Я всегда чувствовала, что существует некий высший миропорядок, но не могла понять, как применить его к своей жизни.
Как-то раз мы с братом курили травку, и он сказал, что все его знакомые считают меня чокнутой. «Ну вроде как больной на всю голову. Вот и сторонятся, как от заразной», – объяснил он. В тот момент мне хотелось провалиться сквозь землю, как-то вырваться из собственного тела. Я чувствовала себя чужой для всех, инопланетянкой, отщепенкой. Вообще мне часто казалось, что окружающие состоят в каком-то закрытом клубе, а у меня нет туда пропуска – у меня единственной! Вот и теперь я снова испытала это унизительное и горькое чувство. Как будто другие люди знали какой-то неведомый мне секрет. Но я боялась спросить у них, чтобы не показать свое невежество.
Итак, мне стукнуло двадцать пять, и в моей душе царил полный хаос.
Я верила, что другие люди тоже терзаются душевными страданиями, но не хотят или не могут это обсуждать. Я была убеждена, что существует какая-то тайна, о которой не говорят вслух. Как будто о ней все знают, но молчат, Сама я не находила слов, чтобы выразить эту тайну, но была уверена, что она есть, что она едина для всего мира и связана с чем-то высшим. Ведь не могут же люди на самом деле верить, что пришли на эту планету только ради глупой гонки за успехом? Если так, то я, к своему смущению, понимала, что не знаю, как вписаться в эту гонку. Я не могла поверить, что в нашей жизни нет никакого великого смысла.
Как-то раз, в 1977 году, в Нью-Йорке на столике в чьей-то гостиной я увидела пачку голубых книжечек с золотыми буквами на обложке. Я открыла одну из них и прочитала вступление:
«Перед вами “Курс на чудеса”. Он обязателен для изучения. Произвольно лишь время, которое вы пожелаете на него потратить. Свобода воли не означает, что вы можете составить план своей жизни. Она означает лишь то, что вы можете выбрать, чем заниматься в отведенное вам время. “Курс на чудеса” не ставит целью научить вас смыслу любви, потому что этому невозможно научиться. У “Курс” другая цель: убрать препятствия, которые мешают вам осознать, что любовь – везде, повсюду в вашей жизни и что она дарована вам от природы, с самого рождения».
Помнится, я тогда подумала: «Звучит интригующе, но немного высокомерно». Я принялась листать книжки дальше и обнаружила, что они насыщены христианской терминологией. Я занервничала. Я изучала христианскую теологию в колледже, но старалась интеллектуально дистанцироваться от христианства. Теперь же я почувствовала, что эти книги могут мне его навязать. Я положила их обратно на столик.
В следующий раз я взялась за них только через год. Весь этот год была несчастна и не могла найти смысл жизни. Но по прошествии года я дозрела до «Курса на чудеса» и уже не обращала внимания на христианскую терминологию. Я была в такой депрессии, что готова была читать эти книги с любыми терминами. С первых же страниц я поняла, что «Курс» научит меня чему-то очень важному. Оказалось, что, несмотря на христианские понятия и выражения, «Курс на чудеса» – это учение, которое никак не связано с религией. Как и большинство читателей, я была потрясена авторитетным тоном этих книг. Книги отвечали на вопросы, которые я раньше искренне считала неразрешимыми. Они рассказывали мне о Боге психологическими терминами, они заставляли думать и не унижали меня как мыслящего человека. Наверное, я скажу банальность, но эти книги вызывали у меня ощущение чего-то родного, как будто я вернулась домой и слышу знакомый голос.
