– Я уже давно не Сокол, а начальник полицейского участка Андрей Петрович Ястребов! Какие есть идеи по существу?
Психолог сказал авторитетно:
– Я слышал, можно стрелять пулями изо льда!.. Пробивают грудь, как и череп, а там внутри растворяются.
Начальниц полиции поморщился.
– А какой смысл?
– Не знаю, – ответил психолог обиженно. – Я сказал, что бывают и такие пули. Это идея почти по существу. Хоть и сбоку.
– Не слышал о таких пулях, – буркнул аналитик. – К тому же наши анализаторы сразу бы ощутили в теле инородные примеси. Потому высоколобые в отделе и рвут на себе волосы…
Психолог оглянулся в мою сторону, наши взгляды на миг встретились, я вздрогнул, хотя понимаю, он уверен, что любуюсь своим отражением, я даже нарочито выпятил грудь и поиграл бицепсами.
Он сказал упавшим голосом:
– Замечаете, он то трусит, то почти смеется над нами. Словно у него некое преимущество, о котором не догадываемся.
– Какое преимущество?
Психолог пожал плечами.
– Не знаю. Могу сказать только, что оно у него недавно.
– Крот, – сказал аналитик убежденно.
Начальник полиции сказал устало:
– Знаете, на сегодня хватит. Расходитесь по домам, отдохните. Но не буду бить, если кто и дома подумает над вариантами. Пока есть два: крот и нечто… очень умелое. Я не удивлюсь, если корпорации Генлинга удалось продвинуться еще дальше, чем быстрейшее заживление ран солдат на поле боя.
Психолог поморщился.
– Андрей Петрович, бросьте. У нас остались только два варианта. Всего два.
– Больше, – сказал аналитик сварливо.
– Я имею в виду реальные, – возразил психолог. – А так и я могу выдать сотню с гравитационным оружием и марсианами! Либо это их крот, потому стреляли вроде в него, но мимо, либо настолько крут, что я и не представляю…
Начальник участка тоже посмотрел в сторону комнаты для допросов.
– Заканчиваем, заканчиваем!.. Нельзя его держать так долго. Он не под арестом, может запротестовать, нам шею намылят. А то и не только шею.
– В его истории много неясностей, – проговорил психолог. – Но, к сожалению, нет ни одной зацепки, чтобы за нее ухватиться. Так, отдельные пятна. Даже пятнышки.
Аналитик сказал со злостью:
– А еще говорят, все под контролем, все под контролем!.. Целые регионы непросматриваемы.
– Регионы?
– Ну, не регионы, – уступил аналитик, – но районы… пусть даже не районы, а микрорайоны!.. Это как?
– Микрорайоны все просматриваемы, – возразил начальник участка. – Там камера смотрит в каждую мышиную норку. А вот за городом, да… Там и камер не наставить в пустом месте и возле всяких загородных складов, да и нагрузка на аналитические центры…
Они начали расходиться, а Мариэтта пошла в сторону двери кабинета для допросов.
Я откинулся на стуле и принял самую непринужденную позу, чувствуя, как внутри уха горит, будто в огне, а сама раковина безумно чешется.
Мариэтта вошла светлая и улыбающаяся, я бы даже не заметил следов усталости, если бы не знал, что только броник спас ее от пуль, но оставил кровоподтеки.
– Ну вот и все, – прощебетала она жизнерадостно, – все закончено, итоги подведены. Я сейчас отвезу тебя домой.
– Спасибо, – ответил я. – А то я уже собирался тут лечь спать. Вы предпочитаете с краю или у стенки?
Она рассмеялась.
– Хороший вопрос. Пойдем.
Только выйдя на улицу, я понял, почему в офисе горит свет. Ночь уже распростерла эти, как их, крылья над миром, хотя, думаю, на другую сторону планеты ее крыльев недохватило.
От уличных фонарей свет падает на тротуар яркий и ровный, небо выглядит еще темнее и загадочнее, звезд почти не видно, то ли смог, которого официально не бывает в городе высокой культуры и чего-то еще, то ли яркие лампы перебивают слабые лучики далеких солнц.
Она пошла уверенно и целенаправленно, я указал пальцем и спросил с интересом:
– Полицейские автомобили вон там… Или вы меня подвезете на автобусе?
Она широко улыбнулась.
– Это было бы здорово, давно не ездила в автобусе. Что смотрите так?.. Нет, я не собираюсь вас приглашать в кафе или ночной клуб, не пугайтесь. Просто те машины заняты, а мне выделили одну из резерва. Они во-о-он за той оградой.
– Далеко у вас резерв, – заметил я.
– У нас не каждый день подбивают полицейские авто из гранатомета.
– Правда? – спросил я. – Как скучно живете.
Она посмеивалась, явно ночь раскрепостила, даже кокетничает слегка, но так, не направленно на меня, чисто инстинктивно, у женщин это само собой, особенно у таких красивых, знающих цену своей внешности.
– Может быть, – предположил я, – возвращайтесь в офис?
– А вы?
– У меня стронгхолд, – напомнил я небрежным тоном, – он по команде сам выберется из гаража и примчится сюда.
Она заколебалась, взглянула на часики, вздохнула.
– Увы, ваш автомобиль доберется сюда только через два часа. А меня майор взгреет, что не проявила заботу.
– Понятно, – согласился я. – Майор – это круто. Еще взгреет и за то, что не допросили меня по дороге. Вы же собирались?
Она весело засмеялась, показывая ровные белые зубки:
– И даже бить!.. И руки выкручивать на ходу.
– Тогда да, – ответил я, – обожаю побои.
Не давая передумать, она ухватила меня под руку.
– Тогда ускорим шаг!.. Вон тот возьмем, крайний. Нравится?
На мой взгляд искушенного знатока, все полицейские одинаковы, и не только автомобили, но кивнул и сказал солидно:
– Да, конечно. У него и колеса… Ого, все четыре на месте! Куда народ смотрит?
Территория полицейского резерва автомобилей огорожена высокой проволочной сеткой, вход, конечно, с другой стороны квадрата, но когда такая вот держит тебя под руку, то и дело как бы невзначай касаясь локтя мягкой горячей грудью, то, понятно, готов несколько раз обойти эту стоянку, не замечая двери.
С этой стороны улица совсем темная, фонари не горят, но это и понятно, на том конце широкой площади ярко светится реклама ночного клуба «Голубая лошадь», артистическая такая находка, дескать, ничего лишнего по дороге, все темно и мрачно, а потом сразу рай, блеск, счастье, отсутствие всяких запретов…
Она вдруг вздрогнула, ее грудь вдавилась в мой локоть сильнее.
– Ой… кто там?..
Из темноты вынырнули и бросились на нас четверо крепких парней. Я изготовился не то удирать, не то драться, но, странное дело, от них ни тепла, ни холода, а если бы даже собирались побить, то холодный озноб опалил бы мне морду.