К тому же человек, разговаривающий много вроде бы без толку, не выглядит опасным. Куда опаснее люди сосредоточенные, молчаливые или редко роняющие хорошо продуманные и взвешенные слова.
Я не двигался, только улыбаюсь, как дурак, а дураки всем нравятся, они дурные и безопасные, так что альвы приблизились все так же бесшумно, как привидения.
Нечеловечески огромные глаза, так характерные для существ ночного образа жизни, уставились на меня с немым ожиданием.
После паузы первый альв проговорил едва слышно:
– Приветствуем тебя, Видящий Нас.
– Что Видящий, – возразил я, – главное – Любящий!.. Я же всех вас люблю, разве не чувствуете?
Первый ответил после паузы:
– Чувствуем. И не понимаем.
– А что тут понимать? – возразил я бодро. – Просто надо чувствовать – и все. Остальное – умствование пустое. Вы мои милые худенькие коалы, я вас нежно люблю!.. И готов для вас, если смогу, что угодно сделать, если это мне ничего не будет стоить.
Первый смолчал, второе существо пропищало:
– Нам ничего не нужно.
– Всем что-то нужно, – сказал я твердо. – Все гребут и хапают!
Альв ответил так же на грани слышимости:
– Не мы.
– Почему?
– Мы просто живем.
– Кто не расширяется, – сообщил я, – того сужают и уплотняют. Ладно, я к вам по сугубо деловому вопросу. И за помощью. Одно существо вот-вот склеит ласты, если ему не принести лейгилста. Не знаю, жевать будет или нюхать, но, говорит, только трава и спасет…
Они переглянулись, первый альв поинтересовался так же тихо:
– Кому, химере?
Я сказал с неудовольствием:
– Ну что вы так грубо? Сразу все очарование нарушили. Она как бы просто самка. А мы, самцы, самок должны спасать. Или хотя бы защищать. Это наше врожденное самцовое. Хоть и другой вид, с ним вроде бы нельзя… хотя почему нельзя? Человеку можно все! Человек наконец-то добился свободы и раскрепощения!
Второй альв, в котором я упорно подозреваю самку, спросил тихо:
– А почему защищаешь химеру?
– Потому что я царь природы, – заявил я твердо. – Ну и что, если сам себя так назвал?.. Это от имени инициативной группы. Кто-то должен взять на себя эту нелегкую задачу быть царем и тираном?.. Я взял и несу гордо и красиво. Химеры – часть природы. Я смотрю на химер по-хозяйски. Потому мне нужна эта травка для спасения одной особи. В свою очередь, я могу чем-то помочь или услужить вам!
Они переглянулись, старший альв пробормотал снова:
– Нам ничего не нужно…
Второй, который самочка, добавил:
– Ты вообще первый, кто заговорил с нами.
– Мы даже не знаем, – сказал первый альв, – как с тобой общаться. Ты нас тогда застал.
– Врасплох?
– Ну да, вот так. Иначе мы бы тебе вовсе не показались. Но ты нас сам увидел. Потому мы сейчас даже не знаем…
– Но травки нарвете? – спросил я деловито. – Я помню, для вас это одна минута. Ну, миг!.. Хоп – и там. Хоп – и тут. Уже с травкой. Вы такие чудесные! Помните, вы помогаете сохранять редкие, исчезающие под натиском безжалостной цивилизации вымирающие виды. А мы вот, люди, помогаем их сохранять. Так, для смеха.
Старший альв спросил очень серьезно:
– Но почему… ты хочешь с нами общаться, а не… воевать? Как все остальные?
– Мировоззрение, – ответил я солидно. – Мировоззрение у меня такое. Вообще-то я не совсем знаю, что такое мировоззрение, просто о нем нельзя не сказать иначе как дурак среди умных, но в моем старом королевстве не нападаем же на буддистов? Вот вы вроде буддистов. Или йогов. Живете себе и живете, будто живете. Вам на все плевать, кроме своего здоровья. Никому не вредите. Вот и я вредить не буду… и других постараюсь удержать от экономически не оправданных действий. Травка, которую хотите принести, но я вам мешаю демократической болтовней в духе демократии о сути демократии, как раз и будет залогом вечной… нет, дружба – хреновое понятие, а вот плодотворного сотрудничества иногда по случаю, самое то!
Он покачал головой, и хотя двигал медленно, мне показалось, что у него три головы, появляющиеся поочередно и так же поочередно исчезающе.
– Мы просто хотим жить, как жили…
Я сказал со вздохом:
– Ну уж нет, еще и вас защищать не буду. Сами как-нибудь… Что вы за вымирающий вид? Эльфы от вас отделились, как кроманьонцы от неандертальцев, и все еще выживают, а вы чего?.. Только прячетесь? Но я же вас нашел, найдут и другие.
Он проговорил тихонько:
– Человек… у тебя своя магия… очень сильная.
Я отмахнулся.
– Но нехорошая. А я человек хороший и даже замечательный в определенных условиях. Мне бы такую магию, чтобы творить добро, сеять разумное, доброе, вечное!.. А я только убивать могу. А это и волк умеет. Правда, как человек, я убивать умею лучше любого другого зверя, все-таки царь природы… еще чуть – и мне это понравится, вот будет жуть какая-то сладкая.
Он развел руками.
– Мы с магией рождаемся. А люди учатся.
– Одни учатся медленно, – сказал я, – другие быстро. Мне пришлось, как вы знаете, попасть под свет трех лун… с вашей помощью не помер, но, как сказал чародей королевы Рундельштотт, я теперь могу впитывать магию… а раз могу, то должен и как-то ею пользоваться для дома, для семьи? А то и для отечества, которого нет, но которое будет?
Он посмотрел на меня исподлобья.
– Вот и пользуйся…
– Жаль, – сказал я, – четвертой не было… Или еще двух-трех, чтоб уж жахнуло, так жахнуло!..
Он пробормотал:
– Если бы еще и четвертая вышла… на земле бы все вымерло. Три и то… Вы уже знаете, откуда химеры берутся?
Он посмотрел на меня так, словно и я вот-вот превращусь во что-то жутковатое, а то и противное.
– Все мы химеры, – ответил я беспечно, – жили себе такими счастливыми обезьянами! Сладкие и такие вкусные бананы жрали… А потом – бах!.. – охимерились в человеков. И пошло-поехало. До сих пор ничего не понимаем, как что и, главное, зачем? Потому и говорю, как химера химерам: какие есть еще варианты повышения нашей химерьей деятельности? На благо, разумеется. Нашего блага.
Он слушал насупившись, вид таков, что в самом деле что-то понимает за потоком слов, но думаю, у этих буддистов всегда такие лица, очень уж им все по фигу, что делается в мире.
– Лейгилст принесут, – ответил он туповато. – Но нам от людей ничего не нужно.
– Прекрасно, – воскликнул я. – Это прекрасно, что не нужно. Но я человек слова!
– А что это?
– Если нужно, – заверил я, – только свистните. Или хрюкните, я же не знаю, как вы коммуникируетесь.
