Я кивнул ей, а Барклему сказал ровным голосом:
– Надеюсь, вы не нарушили слово чести…
Он спросил надменно:
– Разве я не привез эту женщину?
– Я имею в виду, – сказал я, – что не привели с собой целый отряд вооруженных людей. Иначе вы в ответе за их гибель.
Он усмехнулся.
– Вы их где-то видите?.. Значит, их нет.
– Это хорошо, – сказал я и, повернувшись к зарослям кустарника, помахал рукой: – Фицрой, давай сюда мальчишек!
Фицрой поднялся в десяти шагах от Барклема, связанных мальчишек держит за шивороты. Они пытались то ли заорать, то ли завизжать, но у обоих из распахнутых ртов торчат кляпы из старых тряпок. Фицрой вытащил обоих из кустов, но не отпустил, одной рукой выдернул кинжал из ножен и, как и пообещал мне, приставил к горлу старшего.
– Ну?
Я подошел к Николетте, перерезал веревку, связывающую ноги, она наклонилась и упала мне в руки. Фицрой подвел мальчишек ближе, Барклем соскочил на землю и бросился к сыновьям.
Пока он разрезал веревки на их руках и вытаскивал кляпы, Фицрой подвел наших коней. Я подсадил Николетту в седло Фицроева коня. Фицрой убрал кинжал, но вытащил меч.
Барклем поднял мальчишек одного за другим на коня, на котором привез Николетту, ухватил его за повод и быстрым шагом повел за собой в сторону дороги.
Я шепнул Фицрою:
– Дуй к замку. Постарайся не останавливаться, пока не догоню.
Он ответил, едва шевеля губами:
– А ты что задумал?
– Он привел целый отряд, – ответил я шепотом. – Надеется догнать нас еще до реки.
– Вот сволочь, – ответил Фицрой тоже шепотом, он прожигал удаляющуюся спину Барклема ненавидящим взглядом. – А он это сделать сможет! Сколько у него человек?
– Не меньше полусотни.
Он озадаченно присвистнул.
– Ого!.. Так я себя уважать начну.
– Давно пора.
– Да я давно и уважаю, – сообщил он. – Это я так, из скромности.
– Быстрее, – сказал я.
Он кивнул, а я бросился к своему коню, а когда взобрался в седло, шляпа Фицроя уже стремительно удаляется над ветвями высокого кустарника.
Мой конь пронесся по его следам, ниже облюбованного пригорка я привязал коня, там за кустами его вообще не видно, а сам быстро взбежал обратно и торопливо плюхнулся животом на землю, сразу хватаясь за винтовку.
Все-таки я быстр, а у Фицроя больше времени, чтобы увезти Николетту дальше. Первые всадники выметнулись из леса минут через пятнадцать, явно Барклем велел им прятаться вдали от опушки, чтобы случайно не выдали его замысел.
Идут хорошим наметом, в прицел вижу довольные лица, почти не крутят головами и не переговариваются, Барклем все разъяснил предельно четко, как мы поедем и где примерно настигнут нас… да только не успел предупредить, что я сменил дисклокацию, еще раз выбрав место с учетом новых данных.
Медленно поймал в прицел голову переднего всадника, все идут на меня, целиться легче, мишень почти не сдвигается из стороны в сторону, нажал на скобу, тут же ухватил в крестик лицо второго…
Выстрелы там услышали бы через десять секунд, но с глушителем и пламегасителем их не отличить от стрекота кузнечиков уже за сотню шагов, и я стрелял, стрелял, пока не опустело с дюжину конских седел.
Всадники начали придерживать коней, вертеть головами, а сзади напирают новые герои. Некоторые остановились, но самые горячие помчались дальше, и я снова начал ловить в прицел их лица и нажимать на спусковую скобу.
Из-за того, что я выбил центр, они пошли широкой лавой. Я некоторое время стрелял, лихорадочно высчитывая, сколько у меня осталось времени, потом подхватился, цапнул винтовку и ринулся к коню.
Едва успел мешок приладить позади себя, как передние всадники увидели врага и сразу послали коней в галоп.
– Ну, лапушка, – сказал я своему вороному тревожно, – давай не подведи… Ты вроде бы отдохнул. А правда, что вороные не самые быстрые кони?
Он обидчиво всхрапнул, а я подумал, что за полчаса скачки я точно догоню Фицроя с Николеттой, потому начал придерживать скакуна, делая вид, что это наш предел, быстрее ну никак…
Всадники с торжествующими криками начали догонять, я оглядывался часто и видел холодный блеск клинков в их руках.
Передний прокричал гневно:
– Трус!.. Остановить и дерись, как благородный глерд!
– Щас, – ответил я громко. – Щас остановлюсь… Но лучше ты остановишься.
Он догнал меня, вскинул меч для удара. Я выхватил пистолет и выстрелил ему в лицо. Его отшатнуло, на месте носа появилась красная дыра, кровь хлестнула широкой струей.
Так же быстро я выстрелил дважды во второго всадника, что начал было обгонять смертельно раненного, и несколько раз в тех, кто скачет следом.
Погоня на некоторое время отстала. Я иногда оглядывался, хотя больше прислушивался к нарастающему конскому топоту и чувству неприятного холодка в загривке.
Фицроя не видно, но вовсе не потому, что далеко, дорога петляет. Правда, если погоня пойдет напрямик, то застрянет в лесу и болотах, лучше уж по ровной и безопасной дороге.
Наконец далеко впереди мелькнул всадник, я узнал красный плащ Фицроя. Тут же снова выдвинулся сбоку лес, а холмы скрыли их обоих.
Я оглянулся, наиболее настырные или просто тупые оставили сброшенных с седла товарищей и продолжают погоню.
– Не все так просто, – пробормотал я. – Воюют не числом, а материально-технической базой.
Грохот копыт нарастает, острым холодом кольнуло не только в загривок, но и в спину меж лопаток. Я поспешно пригнулся, пистолет уже в руке, выстрелил почти наугад, совсем рядом раздался крик боли.
Чуть повернувшись в седле, я выпалил в лицо всадника, зажимающего ладонью плечо, и тут же двумя выстрелами свалил еще одного героя, что попытался достать меня копьем.
Остальные натянули поводья, кони поднялись на дыбы, а я пошел галопом.
Фицрой то и дело оглядывается, услышал конский топот, Николетта чуть шею не свернула, стараясь увидеть, как там и что со мной.
– Вперед, вперед! – крикнул я. – Вдруг да еще дураки найдутся!..
Фицрой кивнул, лицо остается обеспокоенным. Я догнал, поравнялся с ними. Николетта протянула ко мне руки, я с сожалением покачал головой, хотя когда представил, как она будет в моих объятиях, испуганная, дрожащая и горячая…
– Что-то тревожит? – спросил я.
Фицрой сказал наигранно бодро:
– Нам придется заночевать по дороге. На чужой земле. Это здорово, будет о чем рассказывать… Только как бы девушка не напугалась всякой ерунды.
