Так и оказалось. Газеты сразу же напечатали опровержение, а потом еще более пространные статьи о сомнительной жизни и карьере мистера Фило Берка. Читающая публика весной и осенью с большим интересом следила за процессом над Берком в Огайо, за которым последовала смертная казнь.
Впоследствии мистер Корнуоллис вполне успешно управлял поместьем. Мы с Холмсом побывали там через несколько лет в ходе другого расследования. Корнуоллис был уже старше и степеннее, но я так и не смог забыть юного взволнованного астматика, которого так расстроило происшествие с террасой.
Днем поезд приехал в Лондон. Когда наш двухколесный экипаж отъехал от вокзала в направлении Бейкер-стрит, Холмс спросил:
– Хотите вечером сходить на концерт? Будут исполнять немецкую музыку, она мне особенно нравится.
– С радостью, – сказал я.
– Отлично, – улыбнулся Холмс. – Тогда у меня есть время рассказать вам об одном расследовании, которое я проводил вскоре после того, как начал свою работу частным детективом в Лондоне. События разворачивались в местечке, очень похожем на Сиссингхерст, в центральном Норфолке. Однако, в отличие от замка Кровавого Бейкера, в том поместье нашлось-таки одно сокровище, которое, если вы не слишком заняты, мы сможем увидеть завтра в Британском музее. Конечно, если вам интересно.
Дело о самой непривлекательной женщине
– Такое впечатление, что мы поменялись ролями, друг мой, – заметил Шерлок Холмс со своего места во время завтрака.
Я продолжал смотреть в окно на оживающую всего этажом ниже Бейкер-стрит.
– Что вы хотите этим сказать? – поинтересовался я, глядя налево, в сторону парка.
Мне было слышно, как Холмс отодвинул тарелку. Даже не глядя на него, я понял, что он, скорее всего, отставил завтрак, ничего толком не съев.
– Помню, мы только познакомились… – начал Холмс слегка неразборчиво, поскольку в зубах у него была зажата трубка; я слышал, как он чиркнул спичкой, пытаясь зажечь ее. Потом мой друг вынул трубку и повторил: – Так вот, мы только-только познакомились, и как-то раз вы заметили, что я частенько с нетерпением жду новых клиентов, которые отвлекут меня от рутины.
– Ну, так было не только в начале нашего знакомства, – улыбнулся я, отворачиваясь от окна, – а на протяжении многих лет. На самом деле, кажется, лишь после возвращения в Лондон в девяносто четвертом вы научились наслаждаться редкими моментами спокойствия. Тем более таких моментов было не так чтобы много.
Холмс кивнул; дым из трубки клубился вокруг его улыбающегося лица.
– Мы постоянно что-то расследовали, да? Тихое утро такая редкость. Вот я и говорю, что мы поменялись ролями.
– И в чем же это выражается? – спросил я, пододвигая стул к огню. Миссис Хадсон разожгла камин перед самым завтраком, и только теперь тепло начало распространяться по комнате.
– Судите сами: я сижу и наслаждаюсь редким моментом бездействия, – объяснил Холмс. – Будь я моложе, такое утро посеяло бы в моей душе определенную тревогу. Вы же, однако, проявляете ярко выраженные признаки нетерпения и неудовольствия.
– Вы сделали такой вывод, разумеется, по моей манере смотреть из окна? – спросил я.
Холмс поднялся:
– Как вы знаете, мои выводы основываются на многочисленных деталях. Но в данном случае я уверен, что вы, Уотсон, торчите у окна в надежде увидеть, как возле наших дверей появится взволнованный клиент.
Я слишком давно знал великого сыщика, чтобы удивиться подобному заявлению, поэтому лишь улыбнулся и кивнул в знак его правоты. Я действительно надеялся, что кто-нибудь обратится к нам со своей проблемой.
– Значит, так и есть: мы поменялись ролями, – произнес я. – Вы научились расслабляться, а меня вдохновляют только новые расследования.
Холмс ничего не ответил. Он взял газету и устроился в кресле у камина напротив меня. За его спиной всходило солнце, которое освещало стол с реактивами. Я собирался было отвести взгляд, но тут увидел, что мой друг хмурится.
– Читаете военные сводки?
– Что? – Холмс рассеянно поднял голову, а потом снова вернулся к чтению. Он продолжал хмуриться, а я вспомнил прочитанные ранее статьи и в итоге погрузился в мрачные мысли.
Стоял ноябрь 1899 года, чуть больше месяца назад началась Англо-бурская война
[18]
, и новости из Африки приходили неутешительные. Буры внезапно оказались сильнее, чем изначально думали британцы. С тех пор, как меня ранили в Афганистане, прошло почти двадцать лет, но я все еще помнил свои ощущения, когда нас, казалось бы превосходящую силу, наголову разбили 27 июля 1880 года в битве при Майванде.
Через пару мгновений я вздохнул и поднялся с места. Холмс повернул голову.
– Вы куда-то собираетесь? – спросил он.
Я понял, что у меня нет четкого плана.
– Пойду прогуляться. Погода хоть и холодная, но день слишком красивый, чтобы все утро торчать дома, съежившись у огня.
– Какая незадача, – протянул Холмс, доставая из кармана халата какое-то письмо. – Если вы сейчас уйдете, то разминетесь с мистером Джонсоном, который предположительно зайдет… – мой друг взглянул на настенные часы, – …через двенадцать минут.
Я уставился на Холмса, и он еле заметно улыбнулся, а глаза его весело заблестели. Я фыркнул:
– Ага, ролями поменялись! Неудивительно, что вы так спокойны! – Я направился обратно к своему креслу. – Когда вы получили письмо?
– Вчера с вечерней почтой, – ответил Холмс. – Да, оно оказалось кстати, а не то я бы тоже сидел как на иголках, совсем как вы сегодня утром. Бездействие действительно очень нервирует, Уотсон. – Великий детектив рассмеялся, и я присоединился к нему.
– В чем заключается проблема мистера Джонсона? – спросил я, когда Холмс бросил газету за кресло.
– Он не сказал, просто попросил о встрече. Однако, как вы видите, – заметил Холмс, передавая мне записку, – ему около тридцати пяти, женат, имеет одного ребенка. Образованный и бережливый человек свободной профессии; считает, что его семье может грозить опасность из-за какой-то проблемы, которая его беспокоит.
Холмс отлично знал, что я не вижу всех этих фактов, вычисленных им по одному только письму, но мы были слишком давно знакомы, чтобы расспрашивать, на основании чего мой друг сделал подобные выводы. Я понимал, что, когда мы встретимся с мистером Джонсоном и выслушаем его историю, догадки Холмса подтвердятся.
Исходя из стиля письма, я сделал лишь один вывод – об образованности мистера Джонсона. Кроме того, я убедился, что он действительно бережливый человек. Бумага была хорошего качества, но пожелтела от времени, а это означало, что ее долго хранили, пока не нашли ей применения. Я изучал письмо на предмет других зацепок, когда услышал, как миссис Хадсон поднимается по лестнице в сопровождении посетителя.
