Марков переоценивал (а точнее, совершенно неверно оценивал) значение русско-французского союза и считал, что он-то и удерживал Европу от войны. Но зловещую роль Англии и «тёмных сил» Марков уловил верно.
Вообще-то Англию «подпирало» и с другой стороны. Если в 1907 году там бастовало 147 498 рабочих, то в 1909 – уже 300 819, а в 1911 – 931 050.
Рост приличный…
11 августа 1911 года «Daily Mail» писала: «Стачечники – хозяева… положения… Гражданская война – к счастью, сопровождающаяся лишь незначительными насилиями – в разгаре».
Вряд ли такие новые черты английской жизни устраивали английскую элиту, привыкшую к тому, что хозяином положения является она. И если Ленин выдвинул впоследствии лозунг превращения империалистической войны в войну гражданскую в интересах Труда, то Капитал был тоже не дурак и вёл дело к тому, чтобы в своих интересах превратить начинающуюся гражданскую войну в войну империалистическую.
Ведь такая война едоков убавляет, а рабочих мест прибавляет.
ОДНАКО планировать первый военный импульс со стороны Англии было не лучшим решением для Золотого Интернационала и заокеанских планировщиков будущей войны. Вернее было воспользоваться Францией. А ещё лучше – Россией, да на неё инициативу войны и свалить.
В 1912 году вначале премьер-министром Франции, а в 1914 году – её президентом стал Раймон Пуанкаре. Свой человек французских магнатов тяжёлой индустрии, поверенный концерна Шнейдера в ле Крезо, уроженец отторгнутой у Франции после Седана Лотарингии, Пуанкаре был ориентирован исключительно на войну, как и пушки производства «Шнейдера-Крезо».
«Пуанкаре – это война», – говорили умные люди сразу после того, как Золотой Интернационал Капитала поставил его во главе окончательных военных приготовлений Франции и Европы. К слову, одного этого прозвища («Пуанкаре-война») достаточно для того, чтобы увидеть лживость утверждения о единоличной-де ответственности Германии и кайзера за развязывание мирового конфликта.
Для того чтобы расценить привод к власти Пуанкаре как верный симптом готовности капитала Франции к скорой войне, были и более серьёзные основания, чем броские словесные ярлыки. Сама личность Пуанкаре, весь его политический настрой идеально подходили для войны постольку, поскольку он был подчёркнуто равнодушен к проблемам внутренней политики, отдавая всего себя политике внешней. Причём политике агрессивной, реваншистской и наступательной.
Пуанкаре потому и стал перед войной президентом Франции, что его президентство обязано было стать «военным». Среди той сотни-другой первых закулисных и публичных фигур, которые во имя личных корыстных интересов приближали Мировую Бойню, Пуанкаре был, пожалуй, наиболее последовательным и цельным выражением идеи войны. И его прозвище в некотором смысле было математически точным. Ведь оно возникло после того, как «мой двоюродный брат – это война» сказал кузен Раймона Пуанкаре, великий французский математик Анри Пуанкаре.
Стефан Пишон, бывший в 1906—11 и в 1913 годах министром иностранных дел Франции, считал, что если бы в Елисейском дворце в 1914 году был не Пуанкаре, а Клеман Фальер (президент Франции до 1913 года), то и войны бы не было. Преувеличение, конечно: к войне, к её подготовке приложили руку и Фальер, и сам Пишон… При этом не в них и даже не в Пуанкаре, то есть в исполнителях, была суть. Войну делали неизбежной тогдашние хозяева мира – «денежные мешки». Однако мнение коллеги Пуанкаре что-то да значит.
Важно оно и потому, что ещё раз опровергает миф о том, что единственной виновницей войны и её инициатором была Германия.
А ведь кое-кто отдаёт инициативу и России, и тоже облыжно. Хотя роль царизма в непосредственном развязывании войны оказалась, как мы увидим, своеобразной до безобразия…
Глава 4. Балканы – геополитический капкан для России…
ДО НАЧАЛА Первой мировой войны, «войны Пуанкаре», прошли две скоротечные Балканские войны, позволившие расставить декорации пролога Мировой Бойни. Заодно были проверены некоторые тактические идеи и новые методы ведения военных действий, которые в полной мере развились в скором будущем.
Почему-то считают, что Первую Балканскую войну между славянским в своей основе Балканским союзом (Болгария, Сербия, Черногория, Греция) и «младотурецкой» Турцией благословил и подтолкнул царизм. Но это объяснение и поверхностное, и неверное, хотя внешне всё так и было.
Внешне, но не по сути. Славянские войска воевали не русским, а французским оружием, турецкие же – немецким, и генерал фон дер Гольц фактически командовал турками.
Балканские славяне были нам наиболее близки и по языку, и даже вроде бы, по сердечной склонности, особенно сербы. Тем не менее России на Балканах делать было нечего уже потому, что за десятилетия своей балканской политики она имела на Балканах лишь непрочную славу, могилы русских солдат и бульвары в балканских столицах, названные именами русских генералов.
Морально Россия имела на славянских Балканах «непробиваемые» позиции, а вот материально её влияние было фактически ничтожным… Да и Союз-то Балканский был выразителем интересов славянства только в речах его лидеров. Вот мнение Николая Николаевича Беклемишева, интересного русского аналитика, высказанное в 1914 году накануне Мировой войны: «Балканский союз состоялся именно для перевода земель Европейской Турции к более платежеспособным организациям, которые обременялись при этом новыми обязательствами вследствие необходимости военных займов. Само собой разумеется, что значительную часть обязательств Турции предназначено было перевести на славян, как наиболее покладистых плательщиков, и этим перераспределением надлежало заняться технической комиссии в Париже».
Спрашивается, при чём здесь Россия? И где тут её выгоды – хоть экономические, хоть политические?
Лучшей помощью «братьям-славянам» стало бы наше внутреннее всестороннее развитие, которое позволило бы окрепшей России в будущем возглавить славянский мир.
«А как же с возможным перехватом у России влияния?» – возможно, спросит кто-то.
Ну, если бы балканские славяне, увидев, что русские не склонны лить свою кровь ради их интересов, с какого-то момента охладели бы к русским, то это доказывало бы, во-первых, непрочность их чувств к нам. Собственно, XXI век эту непрочность даже у болгар выявил со всей очевидностью.
Во-вторых, стало бы ясно, что и раньше не стоило русским на Балканах «огород городить».
Увы, в балканской сфере русской политики тон задавали иные настроения. Русский посланник в Белграде Гартвиг был ярым германофобом, славянофилом и сторонником всемерной поддержки Сербии, но прав ли был здесь Гартвиг?
Нет, конечно! Слишком часто России приходилось отдуваться на Балканах за тех, кто не очень-то за это был нам благодарен… В начале XX века А. Ф. Кони – современник русско-турецкой войны 1877—78 годов – написал о том времени интересные воспоминания, где говорилось и вот что: ««Братушки» оказывались, по общему единодушному мнению военных, «подлецами», а турки, напротив, «добрыми честными малыми», которые дрались как львы, в то время как освобождаемых братьев приходилось извлекать из кукурузы»….
