Затем, как рассказала мне сестра, Петр вставил кляп в рот предателю Борису Буртлиеву и крепко привязал его к стулу в задней комнате. Он отправил двоих мужчин с револьверами охранять входную дверь, ожидая возвращения Ивана Мышкина. Когда же Иван пришел домой, его сразу схватили. Под дулом пистолета Мышкина втолкнули в большую комнату, где Богданович собрал всех. Потом Петр свалил Ивана наземь ударом кочерги. После этого Мышкина тоже привязали к стулу. Богданович показал ему письмо, однако Иван отпирался и утверждал, что это подделка. Тогда Петр ударил его кочергой по лицу и сломал Мышкину зубы. Затем вставил ему кляп в рот…
Виктория Симмондс снова заплакала, опустив голову на руки. Каждая деталь, о которой ей рассказала сестра, казалось, болезненно запечатлелась у нее в сознании.
– Богданович потребовал, чтобы каждый высказал Ивану все, что о нем думает. И некоторые стали проклинать и оскорблять Мышкина. Одна нигилистка, Катя, снова и снова плевала в лицо связанному человеку, который до этого считался их товарищем и руководителем.
Затем Петр сказал собравшимся, что они теперь станут революционным трибуналом, который должен судить своего бывшего лидера. Богданович считал, что Ивана следует казнить. Он поочередно подошел к каждому, чтобы узнать точку зрения всех жителей «Либерти-хаус». И все, один за другим, ответили: «Смерть».
Анджела сказала мне, что лично она приняла такое решение не только потому, что была напугана Петром. Мою сестру действительно ошеломило, что Иван Мышкин оказался предателем, ведь она собиралась посвятить свою жизнь осуществлению его планов.
После этого Петр распорядился: так как смертный приговор вынесен единогласно, то каждый должен принять участие в казни. По его мнению, единственный пистолетный выстрел не привлечет особого внимания, если кто-нибудь пройдет по улице мимо «Либерти-хаус». В незаряженный револьвер из портфеля охранки Богданович вложил одну пулю и крутанул барабан. Затем он сообщил, что теперь каждый поочередно приставит оружие к голове Ивана, произнесет лозунг, прославляющий истинную революционную ненависть, а затем нажмет на курок. Богданович поднял пистолет, снова крутанул барабан и пообещал, что они будут продолжать до тех пор, пока револьвер не выстрелит.
Мы с Холмсом молча слушали душераздирающий рассказ об этой дьявольской русской рулетке.
– Богданович предупредил, что члены трибунала должны обратить внимание на тех, кто продемонстрирует недостаточную приверженность делу революции и проявит нерешительность. Какой мучительный выбор! Катя пошла первой; в ее руке курок только щелкнул. Потом попытался выстрелить еще кто-то. Затем настала очередь Анджелы. Петр сказал ей, чтобы она крепко держала пистолет обеими руками и целилась как следует. И револьвер выстрелил! Кровь и куски мозгов Ивана Мышкина разлетелись по всей комнате… Так моя младшая сестра стала убийцей. Она застрелила человека, который годился ей в отцы, которому она прежде вверяла свое будущее. Теперь она ступила на путь, ведущий к виселице, и с каждым ее шагом становится все хуже, хуже и хуже…
Виктория Симмондс содрогалась от рыданий. Придя в себя, она рассказала, что произошло дальше:
– Петр принес бренди, чтобы провозгласить тост за революцию и мою сестру, казнившую предателя. Все это происходило рядом с трупом Ивана, по-прежнему привязанным к стулу. Затем Богданович принял у этих чудовищ присягу на верность Организации. И все они пили бренди и кричали: «Слава революции!»
А потом Богданович повел их к Борису Буртлиеву, связанному в другой комнате. Петр объявил Борису, что тот может выбрать между смертью и вступлением в Организацию. Когда, ко всеобщему удивлению, Буртлиев выбрал последнее, ему приказали расчленить тело Ивана, дабы доказать свою новообретенную преданность и помочь товарищам избавиться от трупа. Но бедняга не сильно в этом продвинулся, даже выпив бренди. Анджела полагает, что, возможно, его теперь тоже убили. Один ужас за другим…
С тех пор никто не имел права выйти на улицу без разрешения группы. Однако ваша идея о деньгах сработала – Анджеле позволили встретиться со мной.
Некоторым удалось улизнуть. Подруга Анджелы, Катя, добровольно вызвалась отнести мешки с останками Ивана в подлесок Хэмпстед-Хита. Больше она не возвращалась.
Когда Богдановича не было в «Либерти-хаус», там неожиданно появилась Софья, очевидно прервавшая свое путешествие по России. Ей рассказали о произошедшем, и Софья почти сразу же исчезла, прежде чем кто-либо успел подумать, что с ней делать. Тогда-то она и пришла ко мне, пребывая в ужасном состоянии, но не могла мне ничего рассказать.
Виктория Симмондс сделала паузу и глубоко вздохнула. Чувствовалось, что тревожные переживания, которые она разделила с мрачным миром «Либерти-хаус», теперь отступили. Я взглянул на Холмса. Он внимательно смотрел на девушку. Его лицо обрело выражение, которое я редко встречал у него, – печальная нежность, близкая к состраданию.
Между тем наша клиентка продолжила:
– И сейчас Анджела почти с нетерпением ждет свершения собственной судьбы, жаждет принять ее во всех проявлениях. Иногда она говорила неестественно возбужденным тоном о тех жутких акциях, которые Петр сейчас заставляет их готовить. Но порой ею, казалось, овладевала паника. Она тяжело засыпает и плохо спит, ужасаясь того, что случится дальше. К тому же по ночам Петр Богданович заставляет всех допоздна вести длительные коллективные дискуссии.
Новый лидер революционеров много пьет, и его планы постоянно меняются: то он говорит, что все еще ждет дальнейших приказов Организации, то утверждает, будто Организация устроит его на службу в здешнее российское посольство. Затем вдруг сообщает, что намерен вернуться в Россию, но пред этим необходимо совершить в Лондоне несколько терактов, которые напугают правящие классы не меньше акции анархистов в Испании, взорвавших бомбы в ложах богачей в оперных театрах, – подобные операции они называют «пропагандой действием».
Каждый обитатель «Либерти-хаус» обязан теперь представить самую шокирующую идею теракта, на которую только способен. Богданович считает, что группа сама должна выбрать, какие идеи она осуществит. Он внушает своим подчиненным, что, устраивая один теракт за другим, они смогут подавить собственный страх с помощью эмоционального возбуждения. Поэтому им нужно подыскать террористические идеи, которые действительно разожгут воображение.
Анджела упоминала, что они обсуждали нападение на ювелирную фирму «Аспри», намереваясь убить побольше богатых клиентов с помощью револьверов, топоров и ножей. Еще одна идея – устроить пожар сразу в нескольких магазинах «Хэрродс». И, представьте себе, Богданович даже убедил их напасть на марксистский учебный кружок в Хэмпстеде, поскольку там якобы пренебрегают массами, используя слишком заумные и длинные тексты! – Виктория Симмондс горько усмехнулась: – А ведь мы с Анджелой ходили на марксистские собрания в Хэмпстеде…
Следующая идея заключалась в том, – продолжила мисс Симмондс свой рассказ, – чтобы кинуть бомбы в окна домов богачей в Белгравии или в Палату общин с рядов общественной галереи, чтобы продемонстрировать отказ Богдановича от буржуазной демократии. Однако у группы не хватало необходимых взрывчатых веществ. И… и… – Виктории было трудно подобрать слова. Она снова всхлипнула: – И моя младшая сестра использовала свое естественно-научное образование, чтобы помочь со взрывчаткой. Она составила из йода, позаимствованного в медицинском кабинете, и бытовой химии жуткую кустарную смесь – только ее и можно сделать из доступных материалов. Сначала Анджела пошла на это, потому что Петр хотел запастись взрывчаткой на случай, если полиция нагрянет в «Либерти-хаус». В логовах революционеров в России на каминной полке всегда стоит бутылка взрывчатого вещества, чтобы быстро замести следы и поджечь дом, если придут полицейские. Но теперь Петр заставляет Анджелу сделать еще больше бутылок – для терактов в Лондоне. Сестра опасается увеличивать число взрывчатки, потому что при высыхании жидкость может вспыхнуть от малейшего прикосновения.
