– Верно, верно, – подхватил Таттл. – Так нельзя.
– Ах, да неужели?! – язвительно прищурился Пол на зятя. – Ты-то кто такой вообще?
– Он мой муж, – отчеканила Луиза. – И мог бы многому тебя научить, будь ты способен учиться.
Вот он, милый семейный кружок. Слово взял Вульф.
– Признаю, – сказал он Полу, – ваши соображения могут вызвать интерес у полиции, но одних догадок и предположений недостаточно. Есть ли у вас что-то более существенное?
– Нет. Но больше ничего и не нужно.
– Я так не считаю. – Вульф откинулся на спинку кресла, втянул в себя бушель воздуха и выпустил его обратно. – Давайте посмотрим, не сможем ли мы обнаружить что-нибудь. Во сколько вы прибыли к брату в субботу?
– Около пяти часов пополудни. – Нижняя часть лица Пола внезапно перекосилась. Я было подумал, что это судорога, однако потом сообразил: он пытается ухмыльнуться, а это непросто сделать после удара в челюсть. – А-а, понимаю, – произнес он. – Вопрос в том, где я был в пять пятьдесят одну шестого августа? Ладно. Я выехал из Маунт-Киско в Нью-Йорк без четверти четыре в своем автомобиле, один. Сначала остановился на Мэдисон-авеню возле «Шрамма», чтобы купить две кварты их фирменного мангового мороженого для воскресной вечеринки. Затем поехал на Пятьдесят вторую улицу и припарковался – по субботам ближе к вечеру там это возможно. Оттуда я пешком пошел в «Черчилль тауэрз» и оказался в номере у брата вскоре после пяти. Я приехал пораньше, потому что уже побеседовал с сиделкой по телефону и мне понравился ее голос. Вот я и подумал, что неплохо бы с ней познакомиться поближе до того, как соберутся остальные. Но у меня не было никаких шансов. Тот парень, Эрроу, уже сидел с ней в гостиной и плел что-то про урановые прииски. Каждые несколько минут она выскальзывала, чтобы проверить своего пациента, а потом снова возвращалась к байкам о рудниках. Затем пришел Дэвид, за ним Луиза с Винсом, и мы как раз садились за стол, когда появился доктор Буль. Дальше рассказывать?
– Да, продолжайте.
– Как скажете. Буль пробыл у Берта около получаса и, когда уходил… я уже говорил, что́ он сказал нам тогда. Мы не только ели, но и пили. И пожалуй, я немного перебрал. Я рассудил, что негоже бросать сиделку одну с Бертом, и остался, когда все отправились на спектакль. Подумал, коли ей нравится болтовня о разведке урана, то она рада будет послушать и о чем-нибудь другом. Но оказалось, ничего подобного. После того как… После короткого разговора она ушла в комнату Берта и закрылась там на замок. Потом она говорила моей сестре, будто я ломился в дверь и орал, что, если она не выйдет, вынесу дверь к чертям. Но лично я ничего такого не припомню. В любом случае Берт к тому часу сделался все равно что мертвый от морфина, если это вообще был морфин. В конце концов сиделка вышла, и мы поговорили. Допускаю, что мог прикоснуться к ней, но те отметины, что она показывала, когда все вернулись из театра… должно быть, она сама их наставила. Я не был так уж пьян, просто чуть навеселе. Потом она схватилась за телефон и сказала, что если я не уйду, то она вызовет охрану. Пришлось сматывать удочки. Дальше?
– Да.
– О’кей. Я спустился в бар, сел за стол и выпил. Два или три стакана. Потом почему-то вспомнил о мороженом, которое осталось в холодильнике в номере Берта, и стал раздумывать, не сходить ли за ним, как вдруг передо мной появился Эрроу и потребовал, чтобы я встал. Схватил меня за плечо, сдернул со стула и велел защищаться. И вдруг как замахнулся да как врезал мне. Не знаю, сколько раз он меня ударил. Если вам это интересно, гляньте на мое лицо. Сами все поймете. Наконец его оттащили от меня, пришел коп. Я по-тихому отошел в сторонку, улизнул из бара и поднялся на лифте в апартаменты. Мне открыл Винс. Эту часть я помню совсем смутно. Знаю только, что меня положили на диван. И пробудился-то я оттого, что грохнулся с него на пол, хотя до конца все-таки не проснулся. В голове у меня сидело, что меня поколотили и что мне нужно увидеть сиделку. Поэтому я пошел в комнату Берта. Занавески там были задернуты, я включил свет и подошел к кровати. У Берта был открыт рот, и выглядел он… мертвее не бывает. Я откинул с его груди одеяло и приложил ему к сердцу руку. На ощупь он тоже был мертвым. У груди по бокам лежали грелки, на вид пустые. Я взял одну в руки: точно, пустая. Я тогда подумал, что, должно быть, это сиделка оплошала из-за моих приставаний и что так не пойдет. Вторая грелка тоже оказалась пустой, и я отнес их в ванную перед тем, как пойти…
– Пол! – воскликнула Луиза. – Мне ты сказал, что сам вылил из них воду!
– Ну да, сказал. – Он ухмыльнулся ей, точнее, попытался это сделать. – Я же не хотел, чтобы ты побежала докладывать об этом доктору. Какого черта, неужели мужчина не может проявить галантность? – Он повернулся к Вульфу: – Вы сказали, что вам нужно что-то более существенное. Хорошо, вот оно. Ну как, нравится?
– Значит, ты обманул Луизу, – заворчал Таттл.
– Или обманываешь нас сейчас, – добавил Дэвид. Его утомление как рукой сняло. – Мне ты ничего об этом не сказал.
– Ну разумеется, не сказал. Проклятье! Говорю же, это простая галантность.
Они загомонили, набросились друг на друга – вся семейка разом. Получился отменный квартет, в котором высокое сопрано Луизы стремилось перекрыть баритон Пола, басок Таттла и Дэвидов фальцет.
Вульф закрыл глаза и поджал губы, подождал немного, а потом положил конец концерту:
– Хватит нести вздор! Остановитесь, пожалуйста. – Он посмотрел на Пола: – Вы, сэр, толкуете о галантности? Я вам этого не говорил, но мисс Горен уже приходила сюда с доктором Булем. Она поведала мне о ваших визитах к ней домой и о телефонных звонках. Так что давайте оставим галантность в покое и обсудим лучше два других вопроса. Во-первых, мне нужно знать: грелки были пустыми, когда попались вам на глаза, или вы сами опорожнили их?
– Они уже были пустыми. Я сказал сестре…
– Я слышал, что́ вы сказали сестре, и помню, какие причины приводили. Допустим, вы обнаружили пустые грелки, но даже в таком случае идти в полицию с одним этим фактом неблагоразумно. Доктор Буль заявил: даже если мисс Горен забыла налить в них горячей воды, чему он категорически не верит, это не могло иметь большой важности для состояния больного. А значит, не имеет важности и для меня. А теперь второй вопрос. Ваше другое предположение – о подмене морфина – может оказаться значимым, если вы способны его чем-то подкрепить. Вы способны?
– Мне это ни к чему. Пусть полиция этим занимается, коли сочтет нужным.
– Нет, так не пойдет. В ходе частного расследования допустимо выдвигать различные предположения, но официальное следствие не может основывать на них обвинение в убийстве. К примеру, я мог бы, и не без оснований, предположить, что это вы убили брата, поскольку не знали о соглашении между ним и мистером Эрроу и надеялись унаследовать треть состояния Берта. Однако же я не пойду с этим…
– Вот именно, не советую этого делать, – вставил Пол. Его физиономию снова перекосило при попытке усмехнуться. – К тому же я знал о соглашении.
