— Как в фантастических романах?
— Ну, сперва он должен обрести полную силу, а этого не случится.
— Почему?
— Потребуется сердце, а ему подойдет только сердце Ку Гэлах.
— Чье-чье?
— Ку Гэлах Дув, если уж брать полное ирландское название, — сказала Китайна. — Вас что, в школе гэльскому не учат?
— Учат… Черные псы чего-то там, правильно?
— Почти. Псы черной луны. Кошмарные твари. Сейчас их почти не осталось, а раньше это были свирепые кровожадные чудовища.
— Которые появлялись раз в несколько лет — во время лунного затмения, — уточнил Скелетжер. — Так что, сколько бы силы Мстигер ни вбухал в своего Гротеска, тому не хватит могущества открыть портал, пока Земля, Солнце и Луна не выстроятся на одной линии, а это в следующий раз произойдет…
— Завтра ночью, — промолвила Китайна.
Скелетжер как-то сразу обмяк и сгорбился.
— Вот черт, — прошептал он.
Валькирия посмотрела на него:
— Что будем делать?
Скелетжер расправил плечи.
— Единственное, что мы умеем, — ответил он. — Будем спасать мир.
— Мы его уже спасали.
— Значит, спасем еще раз.
— Как?
Скелетжер взглянул на нее, склонив голову набок.
— А ты как думаешь?
— Очень, очень хитрым, способом! — улыбнулась Валькирия.
— Вы друг друга стоите, — вздохнула Китайна. — Оба хороши…
Машина мчалась по шоссе. Скелетжер и Валькирия возвращались в Хаггард.
— Легендарная битва, говоришь? — сказала Валькирия.
Скелетжер повернул к ней голову.
— Что?
— Ваша с бароном легендарная битва. Что там было?
— Была драка.
— Да, но что вы делали?
— Мы дрались.
— А почему это самая знаменитая битва за всю войну?
— Не знаю. Наверное, людям просто больше не о чем поговорить.
— Китайна сказала, ты был серьезно ранен. Поэтому ты его так не любишь?
— Я его не люблю, потому что он — на стороне зла.
— Не из-за ранения?
— Потому что он — на стороне зла, — сварливо повторил Скелетжер.
Минут через пять свернули на узкую боковую дорогу. Она петляла среди темнеющих полей с одинокими домиками, потом по обочинам замелькали оранжевые уличные фонари — бентли въехал в Хаггард.
У пирса Скелетжер остановил машину.
— Завтра — большой день, — сказала Валькирия.
Скелетжер пожал плечами.
— Может, да, а может, и нет. Если мы не впустим Мстигера в страну, то и беспокоиться не о чем.
— А если не получится?
— Тогда беспокоиться очень даже есть о чем, и ты должна как следует отдохнуть, чтобы быть в форме.
— Есть, сэр! — отозвалась Валькирия, насмешливо изогнув бровь.
Она открыла дверцу и вылезла. Секунда, другая — и вот уже задние фары бентли исчезли в ночи. Валькирия постояла около пирса, глядя, как темные волны пенятся среди камней и швыряют лодочки, стоящие на якоре. Ей нравилось смотреть на море — рядом с его мощью появлялось ощущение безопасности.
Когда Валькирия Карамболь еще звалась Стефани Эджли, она почти ничего не знала о жизни за пределами Хаггарда. Маленький городок на восточном побережье Ирландии, где всегда было так тихо и мирно… так скучно!
Все переменилось после того, как Нефариан Змей убил ее дядю. Гордон был писателем, автором бестселлеров — ужастиков в жанре фэнтези, а кроме того, он был человеком, который знал Великую Тайну. Ему было известно о секретном сообществе магов и колдунов, об их войнах, о Безликих — ужасных темных богах, изгнанных из нашего мира, и о тех, кто мечтает их вернуть.
Вскоре девочка познакомилась с сыщиком-черепом, узнала, что в ее жилах течет кровь Древних, первых чародеев этого мира, и ко всему прочему, оказалась перед необходимостью выбрать себе новое имя.
Как объяснил ей Скелетжер, у каждого есть три имени: с одним он рождается, второе ему дают, а третье он выбирает сам. Большинство людей знают только, как их нарекли родители, но это можно использовать против человека, поэтому чародеи придумывают прозвище, чтобы обезопасить себя. Истинное имя человека скрыто в глубине подсознания. Если верить Скелетжеру, там же таится настоящее могущество.
Так Стефани Эджли стала Валькирией Карамболь и ступила на путь стихийного мага — начала учиться волшебству.
Валькирия тихонько обошла вокруг дома, встала точно под своим окном и сосредоточилась. Еще несколько недель назад она не могла забраться в свою комнату без помощи приставной лестницы, но с каждым уроком Скелетжера она все лучше владела магическими способностями.
Она не торопилась, ощущая, как ее наполняет покой. Размяла пальцы, почувствовала прикосновение воздуха к коже, нащупала силовые линии в пространстве, проследила их взаимосвязь… Надавила раскрытыми ладонями, воздух замерцал, и Валькирию подбросило вверх — она едва успела ухватиться за карниз. Получалось уже гораздо лучше, хотя иногда она промахивалась. Валькирия открыла окно и, пыхтя, перелезла через подоконник. Стараясь двигаться бесшумно, закрыла за собой окно и включила свет.
Валькирия подошла к двери, прижалась к ней ухом и прислушалась, не обращая внимания на сидевшую в постели девочку, похожую на нее как две капли воды. Убедившись, что родители крепко спят, Валькирия сбросила куртку. Копия встала с кровати и сказала:
— У тебя на руке синяки.
— Поцапалась с одним нехорошим типом, — вполголоса ответила Валькирия. — А как у тебя день прошел?
— В школе все нормально. Уроки я сделала, только последнюю задачку по математике не смогла решить. Твоя мама приготовила на обед лазанью.
Валькирия стащила высокие ботинки.
— Ничего необычного не было?
— Нет. Всё как всегда.
— Хорошо.
— Ты готова вернуться в свою жизнь?
— Да.
Копия кивнула, подошла к высокому, в человеческий рост зеркалу, шагнула в него, повернулась кругом и застыла. Валькирия дотронулась до стекла — и все события этого дня хлынули в ее память. Копия преобразилась, на ней появилась та же одежда, что была сейчас на Валькирии, и в зеркале осталось простое отражение.
Валькирия разделась, натянула футболку и забралась в постель. Двадцать секунд спустя она уже спала.
Глава 5
УЖАС НА УЛИЦАХ ЛОНДОНА
Темный силуэт парил в небе над Лондоном, перелетал с одной крыши на другую, корчился и кувыркался в воздухе. Он был бос, и шаги его были легки, еле слышный шорох уносило ночным ветерком. Он пел на лету и смеялся тонким повизгивающим смехом. Он был одет в черное, видавшая виды шляпа, как приклеенная, сидела на голове, несмотря на невероятные акробатические прыжки, которые он выделывал. Заношенный рваный костюм отдавал плесенью, длинные пальцы заканчивались острыми, твердыми ногтями.
