– Теперь хоть есть на чьих примерах воспитывать. Это же очень важно, когда в дивизии свои герои. А то пятый месяц воюем, и ни у кого наград нет.
– Завтра же отвези в военный совет армии и скажи, чтобы по возможности не задерживали, – сказал Гришин.
Он понимал, что этих награжденных еще мало, в действительности следовало бы наградить в десятки раз больше. Многие погибли героями в такое время, когда было не до наград, часто наградные и писать было некому, потому что в подразделениях погибли все командиры, случалось и так, что не умели и описать факт подвига.
Многие бойцы, честно воевавшие с первых дней и имевшие на своем счету по десятку уничтоженных гитлеровцев, считали, что ничего особенного они не сделали. Это как работа, только с военной спецификой. Затем они и воюют, чтобы фашистов бить. А новые командиры, пришедшие в дивизию недавно, не подавали наградных листов, потому что еще плохо знали людей, а часто и не догадывались спросить, как они воевали месяц-два назад.
– Впредь позаботьтесь и доведите до всех командиров и политработников, чтобы ни один факт отличия или подвига не оставался без внимания, – сказал Кутузову Гришин, – а то ведь у нас как бывает: уничтожил в одном бою десяток – герой, а за два месяца нащелкал три десятка – не замечаем.
Еще несколько дней после октябрьских праздников в полосе дивизии было тихо, и полковник Гришин ежедневно прочитывал в боевых донесениях из полков одни и те же фразы: «Противника на участке обороны нет… Потерь нет… Политико-моральное состояние личного состава хорошее… Боеприпасы есть. Продукты есть». «Еще бы недельку такого затишья…» – мечтал Гришин.
Из-под Тулы прибыла группа командиров 409-го полка во главе с майором Князевым. Из окружения они вышли организованно, с оружием, более четырехсот человек, но по приказу местного командования весь рядовой состав был влит в действующие под Тулой части, и в Ефремов приехали лишь человек тридцать среднего комсостава. Так по существу, полк предстояло формировать заново, и даже при самых лучших темпах раньше чем к 1 декабря он не мог быть боеготов.
Никакого пополнения за эти дни стояния на Красивой Мече дивизия не получила, не считая нескольких десятков человек из расформированного батальона аэродромного обслуживания.
Еще 7 ноября от полков в направлении Корсаково были высланы разведгруппы, а утром 12-го полковник Гришин получил донесение, что видели немецкую разведку. Вечером этого же дня один из комбатов прислал в штаб дивизии срочное донесение, что видели движение групп немецких танков – двадцать, десять и двенадцать машин.
В этом же донесении Гришин прочитал, что через боевые порядки стрелкового батальона прошли подразделения 6-й гвардейской дивизии. «Мы не удержали, а вы и тем более», – цитировал комбат слова одного из командиров гвардейцев. Гришин ревниво усмехнулся: «Как будто гвардейцы – значит какие-то особые». И распорядился привести все части дивизии в полную боевую готовность.
С утра 13 ноября он еще раз объехал всю полосу обороны дивизии, тщательно осматривая в бинокль серый горизонт. Занесенные снегом поля казались безжизненными, но свинцовые облака на западе словно предвещали что-то грозное и страшное.
А утром 14-го полковнику Гришину позвонил майор Гогичайшвили и словно оглушил:
– Немцы! Пытались прорваться с ходу. Колонна в пятьдесят автомашин, через Яблоново.
– Ну и как?
– Пять автомашин уничтожили из сорокапяток, остальные развернулись и отошли. Противник готовит вторую атаку.
– Танки видел?
– Нет, только машины. Но засекли и минометы.
– Держись, назад ни шагу, – строго сказал Гришин.
Он положил трубку на телефонный аппарат, встал и начал быстро-быстро ходить взад-вперед по избе. «Думали с налету, нахалы… Неужели не знают, что здесь дивизия развернута? Хотя, по их понятиям, здесь не больше батальона. Надо ждать и танки, – Гришин вспомнил донесение о трех замеченных группах танков противника. – Вся надежда сейчас на артиллеристов…»
Около 11 часов дня лейтенант Георгий Зайцев, командир взвода управления батареи старшего лейтенанта Николая Белякова, находившийся с разведчиком и телефонистом у шоссе на западном берегу Красивой Мечи, доложил комбату по телефону:
– Товарищ старший лейтенант! Вижу двенадцать танков. За ними автомашины с пехотой, много, трудно сосчитать.
– На каком расстоянии от тебя? – спросил комбат.
– Полтора километра.
– Давай данные для стрельбы.
Зайцев, быстро подготовив данные для стрельбы, передал их комбату. Танки приближались, хорошо стал слышен утробный рокот их моторов. Ровной цепью сползавшие по склону на позицию батареи, они медленно увеличивались в размерах.
– Страшно? – услышал Зайцев в трубке голос Белякова. – Ничего, не дрейфь. Сейчас начнем, и все пройдет.
Зайцеву действительно было страшно, потому что впереди только немцы, а свои – далеко и сзади. Эти несколько минут ожидания, когда танки подойдут поближе, казались ему бесконечными.
– Даю первый залп. Корректируй! – услышал Зайцев по телефону.
Чуть впереди танков встали шесть разрывов.
– Даю поправку! – Зайцев почувствовал, как проходит нервная дрожь.
После нескольких залпов по ним танки стали разъезжаться в стороны, но потом все же упрямо поползли вперед, оставляя за собой облака снежной пыли.
Батарея сорокапяток старшего лейтенанта Денисенко стояла чуть впереди и левее батареи Белякова, готовая открыть огонь прямой наводкой.
Политрук Василенко, когда на горизонте показались шедшие веером танки, еще раз обошел расчеты своих орудий.
– Ребята! Танки не тяжелые! Цельтесь лучше, без команды не стрелять!
Его самого охватило нервное возбуждение, но страха не было, голова оставалась ясной. Едва встав за наводчика к первому орудию, Василенко услышал, как от расчета к расчету прокатилось:
– Батарея! Приготовиться! Огонь!
Василенко поймал в перекрестье прицела танк, немного выждал и выстрелил. Орудие дернулось, звякнула упавшая гильза.
– Снаряд!
Снова поймав в прицеле танк, Василенко увидел, что он уже стоит и из верхнего люка густо идет дым. «С первого выстрела?» – удивился Михаил.
Еще несколько снарядов Василенко выпустил, действуя автоматически – только звякали гильзы под ногами. Стояли и горели четыре танка, а через несколько минут задымились и еще два. Оставшиеся шесть танков, не дойдя метров триста до позиций батареи, дружно развернулись и ушли на запад.
Политрук Михаил Василенко, пятясь от орудия, сел на зарядный ящик и смахнул пот с разгоряченного лица. Вытер лицо снегом.
– Как будто поленницу дров нарубил, – прогудел Василенко, всматриваясь в два подбитых им танка.
– Товарищ политрук, вас командир батареи на свой НП вызывает, – подбежал к Василенко связной.
