– Товарищ капитан, – отвлек Шапошникова лейтенант Тюкаев, – Кирченков прибыл, да на конях, всем взводом.
– Подожди, я сейчас закончу.
Старшина Кирченков, назначенный перед наступлением командиром взвода конной разведки, был из тех людей, которые нигде не пропадут. Во время октябрьского окружения под Литовней, когда остатки взвода лейтенанта Шажка прикрывали отход колонны полка, все они попали в плен. Немцы навалились сзади в темноте, когда они отстреливались. Когда их одиннадцать человек трое немцев-конвоиров подводили к дороге, по которой шла на Навлю колонна наших пленных, то Кирченков – один! – сумел спрятаться в канаве, дождался, когда колонна прошла мимо, и спокойно пошел на восток. Через полтора месяца, минуя все проверочные пункты в нашем ближнем тылу, сумел найти свой полк и явился, словно с того света, прямо в штаб. Шапошников долго с горечью вспоминал лейтенанта Шажка. Не верилось, что он не найдет возможности убежать из плена и погибнет…
Посоветовавшись с Гогичайшвили и Наумовым, Шапошников сказал Кирченкову, что он назначен командиром конного взвода разведки. Парень он был отчаянной храбрости, как разведчик – непревзойденный мастер, свалить способен и медведя, а что без соответствующего звания, так Шапошников пообещал при первой же возможности послать его на командирские курсы.
– Пока походи старшиной, – сказал он Кирченкову.
– А коней-то нет. Как же быть?
Шапошников развел руками:
– У нас много чего не было. Проявляй инициативу, ты теперь командир.
Он знал, что Кирченков, известный в полку плут, без коней не останется. Под Трубчевском он, бывший одно время безлошадным, привел себе отличного коня. На другой день в полк пришел председатель ближайшего колхоза, с подозрением, что у него кто-то из военных увел коня.
– Смотри, все здесь, найдешь – твой, – сказал ему Кирченков.
Председатель внимательно осмотрел всех коней, но своего – с уже остриженной гривой и коротким хвостом – не признал.
– Вот человек, – ругался потом Кирченков, – коня для армии пожалел. А что увел, так все равно бы мобилизовали его коня. Не мне, так другому бы достался, а еще хуже – немцам.
– И как же ты на этот раз конями разжился? – спросил Шапошников Кирченкова, ладившего столбики для коновязи за штабным блиндажом. Десяток оседланных коней стояли рядом.
– В кавдивизии занял, у соседа нашего, – не моргнув глазом, сообщил Кирченков. – Пришли туда, ходим, на нас все ноль внимания, коней полно, никто не охраняет. Я своим дал команду: «По коням!» Богомолов хотел и бурку прихватить, кто-то спросил: «Это ты куда?» – «Нашему командиру». – «Так вот же наш командир стоит». – «А я думал, это нашего висит». Так сели на коней и поехали. Спокойно, шагом, товарищ капитан, – Кирченков рассказывал это без малейших угрызений совести.
– Ну, смотри, найдут тебя – сам и выкручивайся.
– А я их перекрашу – мать родная не узнает.
– Ну и плут… Ты смотри, у нас в полку – конокрад настоящий, – рассмеялся Шапошников, когда к нему подошел лейтенант Степанцев.
Степанцев, сменивший ушедшего на повышение Татаринова, заместителя командира полка по тылу, все это время занимался обеспечением снабжения полка всем необходимым. Вот где в полной мере проявилась его хозяйственная сметка… Бойцы всегда были вовремя и сытно накормлены, переобуты в валенки, получили теплое белье и телогрейки, рукавицы, а многие командиры щеголяли и в полушубках. Лошади были более-менее сыты – сено удалось, хотя и с немалым трудом, выменять в одном из колхозов на две трофейные автомашины. Нашлись в полку и свои кузнецы – перековали на подковы немало борон и даже кроватей. Нашлись и шорники – сшили хомуты и сделали сбрую для коней, изготовили три десятка саней, в полку не хватало ложек – Степанцев организовал их отливку. Словом, пока тыл не мог дать фронту все необходимое, в полку многое научились делать своими руками, перешли на самообеспечение.
– Чего опять привез, Александр Петрович? – спросил его Шапошников.
– Табачку три сутодачи, двадцать мешков картошки, десять – муки, маргарину, консервов рыбных ну и – водчонки, конечно. Тоже надо. Теперь у нас все есть, можно воевать, – довольно сказал Степанцев.
В тылах 409-го стрелкового полка четверо медиков – Богатых, Хмельнов, Гуменюк и Пиорунский – решили сходить в гости к капитану Набелю.
– Не виделись, почитай, три месяца, как в окружение попали. Давайте сходим, – предложил Иван Богатых, – может быть, кониной угостит.
Капитан ветеринарной службы Набель, или конский доктор, как он любил себя называть, гостей не ждал, но был рад увидеть знакомые лица.
– Антоныч! – обрадовался Богатых, увидев его у блиндажа, похожего на нору. – Мы слышали, что ты в полку, а никак что-то не соберемся повидаться.
– Ездил в колхозы лошадей получать, потому и не было меня, – Набель дружески поздоровался с каждым, – да и сейчас дел много. Ну, да и у вас скоро работы будет много. Заходите. Посидим.
Они забрались в тесный блиндаж, сели у маленькой железной печурки.
– Живой, значит, Антоныч? А как ты от нас тогда оторвался? – спросил Богатых Набеля.
– Это вы от нас оторвались, ушли куда-то в Тулу. А я на Щигры вышел, как и вся дивизия.
– Так мы же с полком шли, – сказал Пиорунский.
– С полком… – протянул Набель. – А я вот тогда оказался вообще один без всякого полка и ждал вас здесь целый месяц.
– А мы вышли к Косой горе, это под самой Тулой, – начал объяснять Богатых, – как раз седьмого ноября. Фронт прошли без выстрела, да и стрелять-то было уж нечем, по обойме на брата оставалось. Привыкли ходить по болотам, что долго по полу и ступать казалось твердо. Были мы все как французы в двенадцатом году. Князев перед расставанием с бойцами устроил смотр, даже что-то вроде парада, местных жителей много собралось, а мы все в рванье стоим, перевязанные.
– Да, похудели вы все – смотреть страшно, – сказал Набель.
– Это еще что, – Богатых кивнул на Гуменюка: – Иван Иваныч из пончика вообще в прошлогодний соленый огурец превратился.
– Пиорунский тоже, гляжу, стройный стал, – усмехнулся Набель, – один кадык остался.
– Ну, и как ты управляешься со своими лошадками? – спросил Богатых.
– Одно горе с ними, – ответил Набель, – кормить нечем, а есть такие одры, что ткнешь – она шатается. Болеют. Особенно потертостей много. Сбруя плохая, да и той не хватает. Вожжей – и то не найти. Послали делегацию в тыл за сеном, а они не столько сена, сколько самогонки привезли. Ковать надо давно, а нечем… Давайте лучше о мирной жизни поговорим.
– Да, у нас тоже несладко живется, – сказал Пиорунский. – Вши замучили. Да какие-то они живучие, ни мороза, ни жары не боятся. А немцы – вообще! Видел я недавно троих пленных, до того их вши закусали, что скинули они шинельки, мундиры – и ну их ногтями давить, только треск стоит. Как это у нас еще тифа нет, удивительно.
