– В медсанбате бывали? – спросил Набель. – Я слышал, что там врачей много новых, медсестер интересных.
– Бывали, – ответил Пиорунский. – Новый хирург Комоцкий. Колесникова, тоже хирург.
– А про Шестакова слышали? Тоже в медсанбат перевели, – сказал Богатых. – Он же раньше в батальоне связи был. Хороший, говорят, терапевт.
– Эх, ребята… – грустно сказал Гуменюк, – даже не верится, что недавно мы были студентами, в белых халатах ходили, руки мыли с мылом. Все бы отдал, чтобы хотя бы на денек в Краснодар попасть… В этом году ни одного гарбуза не съел.
– Размечтались о чем, – протянул Набель. – Я вот мечтаю, как бы на соломе поспать, а он о гарбузах. Да скажи мне в июне перед отправкой на фронт, что через пять месяцев я не на Ла-Манше буду загорать, а в снегу под Тулой замерзать – в глаза бы плюнул…
Так и беседовали приятели вечером перед наступлением. А к ночи разошлись по своим местам, чтобы утром опять перевязывать раны, слышать стоны и крики, видеть кровь и безмерные страдания…
Полковник Гришин в ночь перед наступлением не спал. Хотя к бою все было готово – все шесть батальонов его дивизии могли подняться и пойти в атаку по первому сигналу, – сон не шел. Не спал он и потому, что ждал от генерала Крейзера нового диковинного оружия – гвардейских минометов.
Гришин пошел на КП и окликнул дремавшего у аппарата связиста.
– Гаврилов! Дай командующего.
Связист покрутил ручку аппарата, подал трубку и отошел в сторону.
– Алексей, – растормошил Гаврилов своего напарника Коробкова.
– Что? Смена?
– Нет пока. Полковник Гришин пришел, один. Спроси его насчет Героя-то.
Коробков почувствовал в голосе Гаврилова насмешливый тон и снова закрыл глаза.
Связисты изредка подшучивали над Коробковым, когда к ним приходил полковник Гришин.
Как-то в августе, после боев за Милославичи, Гришин и Коробков с его катушками оказались одни. Вдруг показалась машина с немцами. – «Прикроешь меня – к Герою представлю!» – пообещал будто бы Гришин Коробкову. Отстрелялся он тогда от немцев удачно. Догнали они с полковником Гришиным своих, об обещании он забыл, а Коробков так и не решился напомнить ему об этом. Потом он и сам понял, что Гришин пообещал ему Героя Советского Союза сгоряча, но ребята в батальоне узнали об этом и нет-нет да и вспоминали. Когда выходили из окружения, Коробков нес мешок с наградами на всю дивизию. Их как раз получили накануне, но вручить не успели. Шел и думал, что несет, конечно, и свою награду, но не на груди, а в мешке.
– Ну, товарищ генерал, вы же обещали, что будут три «катюши», – услышал Гаврилов разговор Гришина с Крейзером.
«Катюши какие-то… О девчонках в такое время, – подумал с неприязнью Гаврилов. – И куда ему сразу три?»
– Я понимаю, что оттепель, но проехать же можно. Дорогу расчистили специально… Хорошо… Жду, – Гришин положил трубку. – Гаврилов, как придет капитан-артиллерист, сразу ко мне в блиндаж.
Под утро Гаврилов услышал шум моторов. Вышел посмотреть. Приехали три автомашины с зачехленными кузовами.
Рослый капитан, выйдя из кабины, позвал его:
– Иди доложи командиру дивизии, что прибыла батарея «катюш».
«Так вот они о каких «катюшах» говорили!» – опомнился Гаврилов, никогда их до этого не видевший, но сразу догадавшийся, что это и есть те самые чудо-машины с рельсами вместо кузовов, о которых по фронту ходят легенды, что немцы бегут от них как от огня.
А еще через час, в 6 утра, когда было еще темно, с этих машин сорвались и полетели на запад с чудовищным визгом страшные огненные стрелы.
– Вот это да! Илья-пророк позавидовал бы! – сказал кто-то из стоявших рядом с полковником Гришиным. – Смотреть-то страшно, а как же тогда там…
– С таким оружием и не победить вшивых немцев? – воскликнул Гришин. – Ну, расплата начинается…
«Катюши» дали три залпа и тут же уехали, а по всему участку фронта перед Буреломами застучали винтовочные выстрелы, в них вплелись пулеметные очереди, трассами уходя на запад и рассыпаясь у горизонта.
Каждые десять минут полковник Гришин звонил командирам полков: «Как поднялись? Хорошо. Сколько прошли? Мало! Поднять немедленно и – вперед! Почему опять залегли?» От возбуждения он часто курил. Связь с полками то и дело обрывалась, линейные исчезали в темноте один за другим, полковник Гришин ждал связи и ругался, ходил взад-вперед, то и дело выходил на воздух, но на улице все еще было темно и видны были только вспышки выстрелов да кое-где начавшиеся пожары.
Примерно через час майор Гогичайшвили доложил командиру дивизии, что батальон старшего лейтенанта Мызникова ворвался в Буреломы в центре села.
Гитлеровцы, растерявшиеся от удара «катюш» и дружной атаки в темноте, сумели организовать сопротивление, но главные свои силы бросили против полка Гогичайшвили, а фроленковцы – 1-й батальон капитана Баранникова, – атаковавшие Буреломы с левого фланга, используя первый успех, тоже ворвались в село.
В Буреломах, раскинувшихся почти на полтора километра, бой шел едва ли не за каждый дом. Связь с атакующими батальонами то и дело рвалась, полковник Гришин нервничал, что не может, как это необходимо, влиять на ход боя. Несколько раз он порывался идти в боевые порядки, но полковник Яманов, более спокойный, останавливал его:
– Все равно наша берет, Иван Тихонович, возьмем теперь эти Буреломы, вопрос времени.
Полк майора Тарасова к 10 часам утра начал выходить в тыл противника, оборонявшегося в Буреломах. Гитлеровцы, прикрываясь огнем пулеметов, по раскисшим от оттепели сугробам начали уходить из села.
В 12 часов дня полковнику Гришину доложили, что Буреломы взяты, противник бежит. Со всем своим штабом он немедленно поехал в село.
Кое-где еще горели избы, их тушили уставшие бойцы под плач и причитания женщин. На улицах то и дело можно было видеть трупы людей и лошадей, брошенные автомашины, орудия и повозки.
Гришин увидел Гогичайшвили и Шапошникова и приказал ездовому ехать к ним.
– Ну, как, Малхаз Ираклиевич?
– Все нормально, Иван Тихонович, – ответил майор Гогичайшвили. – Плохо то, что многим дали уйти живыми.
– Преследование организовали?
– Пока нет. Люди очень устали, все-таки шесть часов боя. Пообедаем и будем немца догонять.
– Потери большие?
– Подсчитываются, – ответил за своего командира капитан Шапошников. – Раненых много. Хорошо, что затемно начали: самое простреливаемое место в атаке проскочили незамеченными. Вот какими они против нас воевали, – Александр Васильевич показал на трупы двоих гитлеровцев в кителях и в нижнем белье. – Штаны одеть некогда было.
– Пойдемте в дом, товарищ полковник, – предложил Гогичайшвили.
– Мельниченко, – позвал Гришин своего адъютанта, – всех командиров полков ко мне сюда, на совещание.
