В горнице, куда вошел Гришин, пожилая женщина ножом скоблила столешницу.
– На столе спали, нелюди…
– Сильно они здесь зверствовали, мать? – спросил женщину политрук Мазурин.
– Мальчонку расстреляли, дочку учительницы изнасиловали, старика со старухой, соседей наших, тяжело поранили. А сколько всего сожрали да нагадили – хуже скотов… Курей всех поели до единой. Корову мою, кормилицу, стельную, закололи… – Женщина заплакала, вытирая кончиками платка глаза.
– Товарищ полковник, ребята немца поймали, – вошел в избу лейтенант Бакиновский, – говорит, что он командир полка. Здоровый такой фриц…
– Ну-ка, ну-ка, где он у тебя? – заинтересовался Гришин.
Ввели пленного. Очень высокий, с хорошей выправкой, типичный пруссак.
– Переводчик, спросите его: «Действительно ли он командир полка? Какой номер полка?»
– Я неплохо говорю по-русски, полковник, – сказал пленный.
– Ого, и где же научились? – с удивлением спросил Гришин.
– Я десять лет жил в Москве, служил в атташате.
– Ответьте, Буреломы действительно оборонял полк?
– Да, но раньше полк имел большие потери.
– Как вас взяли в плен?
Немец плотно сжал губы и злобно сверкнул глазами.
– Разрешите, товарищ полковник? – спросил Бакиновский. – Снаряд попал в дом, его немного придавило бревнами. Свои выручать не стали, сбежали, а мы слышим, что кто-то громко ругается, ну и вытащили.
– Какое настроение у ваших солдат? – спросил пленного Гришин.
– Мы под Москвой, а не под Берлином, поэтому вопрос неуместный.
Полковник Гришин неприязненно посмотрел на немца и подумал: «Хорохоришься, ганс. Насчет хорошего настроения у вас я что-то не верю…»
– Уведите пленного.
Немец вытянулся и вдруг, весь собравшись, сказал:
– Я знаю, что вы меня расстреляете, но покажите сначала ваши «катюши».
– Понравились? – усмехнулся Гришин. – Не имеем возможности показать.
Хотел добавить, что и сам увидел их вчера первый раз, но сдержался.
– А расстреливать вас никто не собирается, зря трусите, – сказал пленному Гришин.
В избу вошли вызванные командиры полков.
– Можно, хозяюшка, нам за стол? – спросил Гришин.
– Садитесь, пожалуйста, вот только угостить вас нечем…
Все сели на широкие лавки вокруг стола, достали планшеты с картами.
– Ну что, товарищи, ближайшую задачу мы выполнили, – начал полковник Гришин. – Бой провели в целом грамотно. Хотя и порядком его затянули. Вам, майор Тарасов, надо было действовать побыстрее, тогда бы мы противника здесь захлопнули и не выпустили.
– Поздновато вышли, не рассчитали, и на пулеметы напоролись, – нахмурился Тарасов.
– Теперь – Медведки, и к вечеру быть у Яблоново – Закопы, – продолжил полковник Гришин. – Гогичайшвили в центре, вам, Фроленков, Медведки обойти с севера, а Тарасову с юга.
Все командиры полков с сомнением переглянулись: задача на день была поставлена явно завышенная.
– Надо не дать им закрепиться, и, я думаю, драпать они теперь будут до Красивой Мечи, – добавил Гришин. – А вот там они постараются зацепиться.
Лейтенант Вольхин, когда бой закончился, собрал свою роту и сразу пересчитал людей. Из сорока пяти в строю оставались тридцать два. Пока не было никаких команд от комбата, решил дать людям немного отдохнуть.
Некоторые бойцы снова начали шарить по брошенным немцами автомашинам, но большинство пошли греться в избы. Приехала кухня. Повар Миша надел на грязную фуфайку серый фартук и приготовился к раздаче пищи. Но бойцы к кухне не спешили: многие разжились и наскоро закусывали трофейными консервами. Не торопились обедать и потому, что понимали: чем скорее они поедят, тем быстрее пойдут дальше, в бой. Сидеть так просто им теперь никто не даст.
У брошенных немецких орудий возились командир полковой батареи лейтенант Беззубенко, его политрук Иванов, командир взвода лейтенант Корнильев и несколько бойцов.
Подошли Гогичайшвили, Шапошников и Меркулов.
– Ну, как, Беззубенко, исправны? – спросил Гогичайшвили.
– Исправны, товарищ майор. Все три. Не понимаю, почему они их здесь оставили.
– А снарядов сколько бросили, тысячи три, не меньше, – добавил Иванов.
– Калибр маловат. Ну что это – тридцать семь миллиметров, – сказал старший лейтенант Меркулов, – нашей сорокапятке в подметки не годятся.
– Ничего, воевать можно. Включайте их в состав батареи, – приказал майор Гогичайшвили, – теперь будет у нас пять орудий. И снаряды забирайте, сколько сможете погрузить на сани.
У саней в разных позах лежали несколько наших погибших бойцов.
– Ящики были с шоколадом, – объяснил политрук Иванов, – только они подбежали, стали осматривать – и мина туда, прямо в сани. Откуда и взялась эта мина, бой-то уже заканчивался.
«Да, что может быть глупей: остаться в живых в атаке и погибнуть из-за шоколада», – с горечью подумал капитан Шапошников.
Подошел лейтенант Степанцев, который должен был взять на учет все трофеи.
– Разрешите доложить, товарищ майор, – обратился он к Гогичайшвили, – Мерецкий лошадей подогнал, сейчас грузим. Очень много всего, особенно консервов, муки. Сигарет несколько ящиков. Точнее подсчитаю позднее.
– Раздайте часть трофеев местным жителям, – приказал Гогичайшвили.
– Тут столько всего немцы побросали, что нам все равно не увезти, – сказал Степанцев.
– Кого вместо Свинаренко поставим, товарищ майор? – спросил Шапошников.
Старший лейтенант Свинаренко, командир второго батальона, отчаянной храбрости парень, лично уничтожил, как говорили его бойцы, десять немцев, но погиб от разрыва гранаты.
Майор Гогичайшвили задумался и нахмурил лоб.
– Сколько у нас сейчас точно в наличии штыков?
– В обоих батальонах сто тридцать три.
– Тогда зачем их дробить? Два слабых пальца, а так хоть какой-то кулак. Пусть Мызников принимает и батальон Свинаренко, все равно взводных и ротных на один батальон.
К Гогичайшвили рысью подъехали старшина Кирченков и двое бойцов.
– Разрешите доложить, товарищ майор? Догнали немцев у Медведок, они даже на насыпи никого не оставили. Отходят несколькими группами, всего насчитали их сотни три, не меньше, несколько повозок с пулеметами.
– Поднимайте полк, товарищ Наумов, – приказал Гогичайшвили, – выступаем немедленно.
Раздались команды, и группы бойцов, до этого беспорядочно стоявшие или бродившие по улице села, стали выстраиваться повзводно и поротно, заправлялись, закрепляли за спинами друг у друга вещмешки.
