Признаться, он сейчас не думал даже о своей покойной жене и о мужчинах, с которыми она ему изменяла.
Если уж говорить правду – а она оказалась весьма приятной, – сейчас он думал о своем возбуждении. И о своей экономке.
Герцог посмотрел на нее. По-настоящему посмотрел на нее – в этом пространстве, хранившем воспоминания о жизни, которая уже не имеет к нему никакого отношения. Постоянно терзавшая его ярость, похоже, ненадолго отступила, пропуская вперед интерес, который слуги вызывать не должны, по крайней мере у человека благородного.
Но куда привело его благородство? Более того – и эта странная мысль приковала его внимание, – чего оно лишило его в прошлом?
Джентльмен не должен посматривать на прислугу. Его драгоценное благородство должно было ослепить его, чтобы он не помнил очертаний рта экономки – широкого и более подвижного, чем, вероятно, ей бы хотелось. Неожиданно герцог понял, что он уже практически готов вспомнить расположение ее веснушек. На левой щеке было семь отметок красоты (Могут ли веснушки быть отметками красоты? Внезапно Марвику пришло в голову, что так и есть), рассыпавшихся как звездное скопление Плеяд. На правой щеке красовалось созвездие Кассиопеи, правда, лишенное самой южной звезды.
Джентльмен осудил бы себя за то, что замечает такие детали. «Самая знаменитая надежда Британии» назвал бы веснушки физическим недостатком, потому что, считал герцог, безупречной была его жена, на коже которой не было ни единого пятнышка, и чья темная, лисья красота должна была (так он считал) отгородить от него всех женщин, как и его успехи – всех мужчин от нее.
И только теперь герцог понял, что веснушки – это не физический недостаток, а особая прелесть, соблазн. И хотя многие из его прежних развлечений мертвы, понял внезапно Марвик, у него появятся новые удовольствия – например, такое: восхищаться служанкой, которую его старое «я» даже не заметило бы.
Герцог поерзал на стуле. Его молчание нервировало Оливию, но она выдала себя лишь этим мгновенным замешательством. Еще один вывод: умение служанки владеть собой может соперничать с его собственным самообладанием.
Более того, оно может его превосходить.
«Отдайте мне пистолет», – холодно сказала она. Не испугалась, не вздрогнула.
– Кто вы, миссис Джонсон? – Неожиданно для себя герцог понял, что им движет не подозрение, а нешуточное любопытство. – Что привело вас сюда?
Она сидела прямо, моргая, как сова.
– Я… Я не понимаю вас, ваша светлость.
– Насколько я понял, леди Риптон наняла вас, чтобы использовать ваши способности, многие из которых кажутся весьма выдающимися. И все же вы оставили службу у нее, чтобы искать место горничной. Почему?
Помедлив, Оливия ответила:
– Ну-у… это же шанс поработать на вас, ваша светлость. На герцога Марвика.
– Ложь!
– Если вы будете оскорблять меня… – Ее губы сжались в тонкую линию.
– Тогда вы – что? Да и не сказать, что я не оскорблял вас прежде. – Пожав плечами, он оттолкнул в сторону ее аккуратно написанные заметки. – Ну хорошо, давайте представим, что вас привела сюда моя репутация. И все эти чудесные сказки о моих благородных поступках, о моей деловой активности, о которых писали газеты… – Бог тому свидетель: журналисты обожают его. – Почему вы остались тут? Когда я бросил в вас бутылку, почему вы не развернулись и не сбежали назад к леди Риптон? Только не говорите мне, что она не приняла бы вас. Из ее рекомендаций можно написать целую оду.
Она беспокойно задвигалась на стуле.
– Это было… не совсем мое желание уйти от нее, – промолвила Оливия. – Боюсь, один из знакомых леди Риптон проявлял ко мне неподобающий интерес.
Марвик обдумал ее слова.
– Джентльмен? – спросил он.
Оливия поморщилась.
– Если вы предпочитаете употреблять это слово в таком широком понимании, ваша светлость, я буду вынуждена согласиться с вами.
Герцог едва смог сдержать улыбку. Она так старательно следила за своей дикцией, что это больше подошло бы гувернантке, а не служанке.
Подумав об этом, Марвик заметил:
– Похоже, ваши знания достигли совершенства, учитывая ваш молодой возраст.
Оливия посмотрела на него с осторожностью. Ее очки – это преступление против природы. Они искажают очертания ее глаз и придают ей озлобленный, странноватый вид.
– Благодарю вас, ваша светлость.
Человек, видевший ее без этих очков, нипочем не узнал бы ее в них. А если бы и узнал, то должен был бы поздравить себя с тем, что ему постоянно приходится сдерживать желание сорвать их с ее лица. Потому что они омерзительны.
Аластер откашлялся.
– Полагаю, знание итальянского языка обычно не входит в перечень знаний и умений горничных, – промолвил герцог.
На ее белой коже стали отчетливее выделяться веснушки.
– Я не…
Она не понимала, откуда он узнал про итальянский. А Марвик ощутил внезапное злорадное удовлетворение. Как приятно хоть раз загнать ее в угол.
– Вы говорите сами с собой, – перебил он ее. – И с хозяйственными книгами. Как глупо, синьора.
– О! – Быстро заморгав, Оливия опустила глаза на колени и прикусила нижнюю губу.
Марвик подумал о том, что множество женщин прикусывают губу, когда нервничают, но он не мог вспомнить, что замечал это прежде. Разумеется, большая часть женщин не одарены такой пухлой нижней губой цвета розы. Возможно, в этом дело. Рот Оливии требует внимания.
– Итак, миссис Джонсон? – Лучше бы ей послать его к черту и уйти вместе со своей губой.
Когда Оливия подняла глаза, каждая черточка ее лица говорила о нежелании в чем-то признаваться.
– Думаю… Я воспитана не для того, чтобы прислуживать, ваша светлость. Многими из своих странностей я обязана воспитанию.
Похоже, теперь начинает что-то проясняться. Она могла бы с легкостью сказать, что родилась в Италии, и в этих словах была доля правды.
– Как это?
– Моя семья была… скромной, но я бы сказала, жили мы хорошо.
– Объясните, что вы имеете в виду. – Герцог дивился, слушая себя самого. Теперь он просит экономку рассказать о ее семье.
Она пересела с места на место.
– Разумеется, я получила образование.
– В какой-то школе?
– Нет, – покачала головой Оливия. – У меня были преподаватели.
– А-а… – Как-то это не очень вяжется со скромностью. – Что еще?
Она слегка нахмурилась.
– Вы интересуетесь моим образованием? Обычная программа: по утрам история, риторика, математика. Рисование и уроки игры на фортепьяно – вечером. – По ее лицу пробежала улыбка. – Иногда игра в шахматы.
